Ричард Длинные Руки - майордом - Гай Юлий Орловский

Кортес бы в гробу перевернулся от такого попирания христианских ценностей. Но в моем железоблещущем войске не политкорректные идиоты с размягченными мозгами. Понимаем, что культура не ограничивается искуснейшей резьбой по дереву или металлу. Когда я вижу эту резьбу на ритуальной маске жреца и на его ноже, которым он вспарывает на жертвенном камне грудные клетки живых людей и достает еще трепещущие сердца, я разобью вдребезги ритуальную маску… ах-ах, какую ценную для культуры, сломаю нож, а самого жреца рассеку пополам, как делал это великий и благородный Кортес, кстати.

Культура – это нечто иное, чем строительство пирамид, тончайшая скифская работа с украшениями, выделка изумительного шелка и умение получать два урожая в год. Я сам не могу толком сформулировать, что такое культура, молодой ищщо, но спинным мозгом чую, что мои неграмотные рыцари по культуре выше, чем знающие древние письмена жрецы, приносящие в жертву сотни людей.

И вся так называемая культура королевства Сен-Мари должна быть уничтожена. Я ее приравниваю к плесени в пробирке, что тоже культура. На обломках чужих храмов мы выстроим настоящие христианские святыни!

С нами Бог! Остальные пошли на хрен.

Жители Бокардо, очередного города, с которого мы без труда сняли осаду, говорливые и беспечные, даже близость варваров не заставила посерьезнеть. Рынки переполнены, хотя дороги в город перехвачены, узкие и кривые улочки с утра политы водой, воздух еще влажный, народ деловито струится под стенами. Многие в простых рубахах до колен, у других хламиды с короткими рукавами, а то и вовсе без рукавов, город южный, теплый, частенько просто жаркий.

Отца Дитриха сопровождали два священника, очень серьезные и опечаленные, но с бледными лицами и горящими глазами. Я испросил благословения, отец Дитрих перекрестил меня, кивнул на священников.

– Снова от сердца отрываю, – сказал он невесело, – однако что делать, в городе нет ни одной работающей церкви!..

– А священники? – спросил я.

– Есть, но что они без церкви, – ответил отец Дитрих горько, – что есть дом Господа нашего?.. Я должен оставить одного из своих людей, чтобы все было надежно. Вот отец Бреастий провел отшельником много лет в лесах! Он наделен мощью святости. Он не допустит…

Священник нервно дернул головой и быстро возразил:

– Отец Дитрих, но аскеза отца Вагиния была в пустыне! Его святость намного выше.

Я спросил осторожно:

– А разве есть разница от того, кто где отшельничал?

– Нет, – ответил священник живо, – разницы нет, но… пустыня все-таки страшнее. Там в самом деле пусто. А лес… гм… деревья… это существа для человека.

Я вздрогнул, невольно представив себе состояние, когда даже деревья становятся близкими существами, с ними и поговорить можно…

– Мне тоже жаль, – сказал я искренне, – но отец Дитрих прав, вы будете нашим якорем в этой точке мира.

– Приступайте, – сказал отец Дитрих тепло и строго одновременно. – А отцу Вагинию предстоит такое же в городе, куда придем завтра. Господи, ну почему этот народ не слышит тебя?

Я тихохонько отошел, почти на цыпочках, везде проблемы, а мне свои девать некуда. Сейчас, когда стремительно переползаю из простого рыцаря в государя, хоть и мелкого, мне жутко недостает, так сказать, управленцев. Их недостает любому правителю, а уж задумавшему реформы… По идеологический части, понятно, хорош отец Дитрих со своими ястребами, такими же непримиримыми, только не такими гибкими. По военной части бесподобен граф Ришар, но он только полководец, да и то лишь на эту кампанию, а так намерен удалиться на покой и заняться разведением своих дивных коней.

По экономической же части, увы, никогда. Хотя брезжит смутная надежда на местных. В Тарасконе, к примеру, весьма неплохо смотрятся главы гильдий мастер Пауэр и Лоренс Агендер… Думаю, там есть и покруче умельцы, только их надо еще найти. А найдя, убедить работать над моими проектами.

Я вертел головой по сторонам, прикидывая, какой дом занять под свою временную резиденцию, в этот миг услышал тихий шепот:

– Прямо по улице… четвертый дом…

Я быстро огляделся, нигде никого, а ощущение такое, что некто шепчет мне прямо на ухо.

Рука дернулась, чтобы перекреститься, но я подавил правильный и естественный порыв, от правильности уже тошнит, тронул Зайчика и сказал ему:

– Прямо по улице… Посмотрим, что в том четвертом…

Дома добротные, но обычные, четвертый хорош, но под резиденцию тоже не годится. Высокий забор, калитка из толстых досок, металлическая щеколда, что вообще-то признак роскоши.

Не слезая с седла, я поднял железный крюк, калитка послушно отворилась. Двор хорош, ухожен, много цветов, а домик в глубине сада. Снова поколебавшись, я покинул седло, зашел во двор, ворота распахнул тоже легко, Зайчик вошел по-хозяйски и сразу направился к пустой коновязи, где торчат лишние, по его мнению, железные крюки.

Дорожка привела к дому, я поднялся на крыльцо, мелькнула мысль постучать, но просто толкнул дверь, она открылась, словно ждала. Маленькая прихожая, дальше дверь, из-за которой доносится некий странный шум.

В ожидании неприятностей я осторожно приоткрыл ее и сразу услышал тяжелые раскаты грома. Пахнуло озоном, эта комната побольше, на той стороне огромный камин на полстены, похож на жуткую квадратную дыру в непроглядную ночь. В черном зеве беспрестанно вспыхивают ветвистые страшные молнии, доносится треск.

Бледно-фиолетовые молнии не просто вспыхивают, а трещат постоянно, только меняя рисунок, чаще всего похожие на призрачные корни великанского дерева, жуткие и абсолютно нереальные, несовместимые с реальной жизнью.

Помещение наполнено зловещим шорохом. Доносятся раскаты грома, совсем не карликовые, в отличие от молний, даже пол заметно подрагивает, словно подземная гроза бушует прямо под ногами.

Перед камином, положив ноги в длинных кожаных сапогах на металлическую решетку, сидит спиной ко мне крупный мужчина в строгой черной одежде. Седые волосы красиво падают на плечи крупными локонами, одна рука свободно свисает до самого пола, касаясь его кончиками пальцев, в ладони другой пламенеет крупный камень, размером с мелкое яблоко.

– Очень любопытно, – произнес я.

Человек обернулся, на меня взглянули крупные глаза навыкате, тяжелая нижняя челюсть с раздвоенным подбородком дрогнула, а мясистые губы широкого жабьего рта чуть раздвинулись в улыбке.

Быстро поднявшись, он отвесил учтивый поклон.

– Сэр Ричард! – воскликнул он с чувством. – Я знал, я знал!.. Вы должны были это почувствовать!

– Да, – согласился я, – это впечатлило. Еще никто не мог ко мне вот так достучаться. Ты давай садись. Рассказывай.

Он выждал, пока я сам сел, осторожно опустился обратно, крупный и величественный, чисто выбритый, из-за чего массивный подбородок виден во всей мужской красе, с широкими ладонями воина и внимательными глазами ученого.