Ричард Длинные Руки - майордом - Гай Юлий Орловский

Разведчик спросил почтительно:

– А как с хозяевами?

– Хороший вопрос, – похвалил я. – Умеешь забегать вперед, молодец! Хозяев – тоже. Но быстро, не откладывая. Думаю, такие уже не станут нашими союзниками.

– Может быть, – спросил разведчик нерешительно и слегка застеснявшись, – позвать сэра Растера?

Я спросил в недоумении:

– Зачем?

Он ответил, чуть застеснявшись:

– Ну… все рассказывают, как он гарпию… А тролль тоже вроде гарпии, только зеленый…

– Не подойдет, – ответил я сурово и пояснил: – Гарпия все-таки самка.

Кавалькада двигалась ровно и уверенно, резвые кони фыркали и вскидывали головы. Дробный стук копыт звучит бодряще, я отчетливо слышал, как трепещут по ветру укрепленные на повозке полотнища с гордыми эмблемами владельцев.

Когда миновали красивую тенистую дубраву, выдвинулась восхитительно зеленая цветущая долина, а посредине – огромный красивый величественный замок: с зубчатой крепостной стеной, высокими сторожевыми башнями.

Я покосился на сопровождающих меня лордов. Точно так же смотрел и я пару лет назад, когда впервые увидел замки на Севере, где каждый стоит либо на вершине абсолютно лысого холма, даже трава сожжена или скошена, либо в излучине реки, чтобы крутые берега служили защитой, а единственный подход перекрыт рвом и валом.

Здесь же замок высится в зарослях высоких и пышных деревьев с раскидистыми кронами, вырублены только в одном месте, где широкая дорога ведет к воротам.

Сэр Растер, который никогда не боится попадать впросак, первым прорычал:

– Это что же… замок не охраняется?

Я сказал терпеливо и спокойно, но внутри весь прыгал и кувыркался от ликования:

– Я же говорил, королевство уже сотни лет не воевало.

Барон Альбрехт напомнил ехидно:

– А варвары?

Я сказал с раздражением:

– У варваров странная тактика. Они всякий раз отхватывают по крохотному клочку земли… и почему-то не идут дальше! Довольствуются выкупами. Так что в королевстве всегда выбор: или начинать долгую и изнурительную войну, или же смириться с потерей мелких пограничных городов.

– А затем пограничными становятся следующие, – сказал Макс. – Неужели не понимают, что так их вовсе загонят в угол?

– Отступление в сотни лет, – возразил я, – уже не выглядит отступлением.

– Для тех, – заметил барон Альбрехт, – кто не хочет его видеть.

А Макс, не вступая в обмен мнением, всматривался в сам замок.

– Как будем захватывать? Войдем тайно?

– Везде будем стараться входить тайно, – напомнил я. – Не забывайте, у нас не грабительский поход! Мы благородные христианские воины, у нас на плащах красные кресты с напоминанием о той великой культурной миссии, которую несем на своих плечах. Потому будем гуманны к этим людям. Они станут нашими слугами, а какой хозяин портит свое добро?

Сэр Растер окинул замок взглядом собственника.

– А он хорош, хорош… Но если нападения все еще не ждут, то захватить легко. В любом замке людей мало всегда. Замок защищают не люди, а стены и рвы. Стоит попасть на стену – замок твой. А если вообще ворваться во двор…

Он говорил и показывал рукой, я слушал краем уха, стараясь понять, что за странная тревога сжала сердце. Граф Ришар деловито давал указания руководителям отрядов, я сказал Максу быстро:

– Пленные есть?

– Да, сэр!

– Взятые где-то близко?

– Да, только такие…

– Приведите.

Через несколько минут подвели троих варваров, подгоняя пинками, с туго связанными за спиной руками и с веревками на шеях. Все крепкие, в боевом татуаже, двое сильно хромают, ноги в жутких кровоподтеках. У одного, похоже, вообще сломана, но наступает, хоть и морщится, у третьего из разбитой головы все еще сочится кровь.

– Как взяли? – спросил я Макса.

– Этих двух оглушили, – указал он, – а этого вытащили из-под трупов. Начал приходить в себя, его и связали. Здоровый, гад.

Варвары на меня смотрели злобными глазами, двое рычали, как звери. Я указал на сверкающий замок.

– Почему не взяли?

Раненный в голову ответил со злобным смехом:

– Что, железнобокий, страшно?..

– Отвечай, – посоветовал я, – когда спрашивают.

Один из кнехтов по моему знаку вытащил из сумки клещи и, зайдя со спины, раздавил ему палец. Варвар побледнел, но продолжал с усилием улыбаться красиво и презрительно. Я кивнул кнехту, тот медленно и прочувственно сомкнул клещи на втором пальце. Послышался влажный хруст размалываемого сустава.

Улыбка варвара поблекла, но смотрел с вызовом. Я сказал насмешливо:

– Все животные легче переносят боль, чем человек. Это не предмет для гордости. А вот замок не сумели взять…

Я сделал паузу, один из хромых прорычал:

– Пойди и возьми!

– Возьму, – пообещал я. – Такой замок взяла бы шайка пьяных разбойников!

Он насмешливо скривил разбитые в кровь губы.

– Посмотрим, как это получится у тебя!

Земля задрожала от грохота копыт, тяжелая конница во главе с графом Ришаром пошла, набирая скорость, к замку. Варвар изогнул шею и смотрел вслед с торжеством, на лице отразилось злорадство.

Я поспешно заорал сэру Норберту:

– Немедленно остановите всех!.. Мой приказ!

Он взглянул с недоумением, но тут же вспрыгнул в седло. Я задержал дыхание, глядя, как он не стал тратить драгоценные мгновения, чтобы послать своих людей, пришпорил коня.

Земля содрогалась от грохота, тяжелая конница уходила по направлению к замку мощно и неудержимо. Граф Ришар несся впереди, я видел, как он красиво вытащил меч и вскинул над головой. Солнце хищно и зло заиграло на лезвии.

Сэр Норберт гнал коня, выжимая из него все, что тот мог дать, а когда почти догнал, начал забирать правее, стремясь достать вырвавшихся вперед военачальников. Они настигали графа, полные азарта, кони стелятся над землей, как стая исполинских стрижей…

Я все еще задерживал дыхание, когда сэр Норберт догнал графа Ришара и ухватил за повод его коня. Останавливаться нельзя, сомнут, он повернул и заставил идти по дуге.

Дыхание вырвалось у меня из груди, когда прошли мимо замка совсем близко, осталось не больше двадцати шагов. Меня осыпало ледяным холодом, потом я ощутил, что снова могу дышать и шевелиться.

Войско постепенно останавливалось в сторонке, а двое всадников во весь опор мчались ко мне. Сэр Норберт выглядел виноватым, а на лице графа читалось сильнейшее раздражение.