Ашхабадский вор - Александр Бушков

Сперва раздался крик, несколько выбивающийся из общегоровного гула голосов. Поначалу Карташ не соотнес сей вопль со своей скромной наданный момент персоной, но спустя несколько секунд его вывели из этогозаблуждения. Потому что головы всех присутствующих повернулись в его сторону.Потому что несколько хватких заезжих парнишек проворно скользнули в его сторонуи сноровисто взяли в кольцо. Кто-то совсем неласково схватил за рукав – Карташрезко отдернул руку. И вот еще здрасьте – в чьей-то вскидчивой грабке сверкнулствол.

Что весь этот цирк подразумевает, Алексей постигнуть был нев силах – гомонили исключительно по-туркменски. Свою лепту в общий переполохвносил и Дангатар. Он к чему-то призывал, подняв вверх здоровую руку. Похоже,призывал выслушать его. И наконец добился своего. Диспозиция не изменилась –Алексей в кольце ребят самого серьезного облика и самым серьезным образом настроенных,но наступил некий стоп-кадр. Более никто никаких действий не предпринимал,слушали Дангатара.

Следя за происходящим, Карташ без труда вычислил главных узаезжих парней: первый – баскетбольного роста, кадыкастый, славянскойвнешности, примерно ровесник Карташа; второй – худой, сгорбленный старик вхалате и чалме, этакий аксакал воровского мира; третий – невысокий и широкий, с«капустными» ушами, в дорогом костюме и тюбетейке, напоминающий борца-вольника,давно завязавшего со спортом. Остальные же большого интереса не представляли попричине своей полной подчиненности этой троице. Это новое знание ровным счетомничего не давало Карташу, потому как он не понимал главного: какого хрена этапантомима завертелась вокруг него, аки Земля вокруг своей оси. Не понимал, нопросчитать пытался. Тем более, что ничего другого ему пока не оставалось. Стой,жди, просчитывай.

На сей момент он видел три причины для внезапного интереса ксвоей архизнаменитой личности: наркотики, шах и российский след. Наиболеесмахивающей на правду представлялась версия «шах». С наркотиками вроде бы всебыло окончательно улажено и никаких рецидивов быть не должно. Его российскиедела вряд ли вызвали бы такое бурное оживление у туркменской воровской элиты. Авот шах... Карташу про шаха было ровным счетом ничего не известно доподлинно.Все, что насообщал предводитель кочевников Недж, от начала до конца могло бытьформенной туфтой, а правда такова, что шах в полной замазке с ашхабадскимиворами, смерть шаха нанесла ощутимый ущерб здешним людям, да и вообще тот жешах мог быть по совместительству местным аналогом наших воров в законе, а сталобыть, по всем понятиям за его смерть воры должны отомстить. Тогда наши дела непросто хреновые, а наихреновейшие. А кто замочил шаха, вполне могли установитьза истекшие дни. Достаточно просочиться информации из окружения Неджа... Да тотже Недж мог слить информацию ворам – дескать, я ни при чем, что ваши! Эторусские его лишили жизни, слушайте же, как они выглядят и как их зовут. Еслитак и обстоит, то никакой Дангатар не отмажет…

Карташ почувствовал теплую липкую струйку, ползущую поспине. И ничего не сделаешь! Бежать? А Таксист, а Маша? И потом, бежать –значит, признать свою вину. И потом, от таких парнишек не сбежишь. Не-а,единственный путь – переиграть, навешать лапши, и, как запасной и последнийвариант – выкупить свои жизни за платину...

Пока Карташ топтался на месте и метался мыслью по версиям,как зверь по клетке, в ситуации произошли кое-какие подвижки. На Алексея трое главныхкосилисьуже не враждебно, а заинтересованно. Что-то спрашивали у Дангатара – судя поинтонации, уточняли. Интонации Дангатара тоже изменились. Стали спокойнее.

И вот Карташа подозвали. Он шел, сравнивая себя со школьнымхулиганом, чья участь решалась, пока он маялся в отдалении, и вот его зовут,чтобы сообщить приговор.

Подошел. Троица – баскетболист, старик в халате и бывшийборец в тюбетейке – уставились на него, как на джинна, который последвухсотлетнего заточения вылез из бутылки, гадая, чего от него можно ожидать.Или лучше его не пристукнуть ли на всякий случай, или, может, на что-нибудь дасгодится.

И все молчали. Молчал, понятно, и Карташ, уж совершенно непредставляющий, что он мог бы сказать в такой ситуации.

Как в подобных случаях часто бывает, в глаза лезли всякиемелкие детали: «роллекс», выглядывающий у старика из-под рукава халата, золотаяаляповатая печатка на пальце и на соседнем пальце перстень явно стариннойработы с большущим изумрудом, тюбетейка третьего авторитета была вышита золотойнитью, а евоный костюмчик был настолько ладен, что даже Карташ, не шибко в этихделах понимающий, мог бы биться об заклад, что изделие пошито у неслабогокутюрье. Татуировки на пальцах старика.

Наконец молчание прервалось. Заговорил старик в халате:

– Ай, ты, рус, в тяжелий положение ставишь нас. Мыуважаем Дангатар, мы уважаем его дом. Ты его гость – мы его гости. Но есть нашеслово. Наше слово – наша честь. Наш закон: кто нарушает слово – язык чик.

Иллюстрируя это свое «чик», старик махнул большим пальцемпод нижней губой.

Очень наглядно, премного благодарны. Однако речь старика ничерта не прояснила. Карташа так и жгло язык выдать: «Хотите, я уйду от вашеготяжелого положения подальше? Далеко-далеко уйду», – но вряд ли эта репликасняла бы напряжение и вызвала шумный, здоровый успех: «Ай, ты шю-утник, пошлиза достархан, плов кушать, твое здоровье чай пить». Но, кажется, от неговсе-таки ждали какой-то ответной реплики. Он же ну совсем не представлял о чемговорить.

Помог Дангатар:

– Они сказали, что узнали тебя. Ты тот, кого ониобещали разыскать и задержать. Обещали своим русским друзьям. Это те, скоторыми ты, как нетрудно догадаться, дружбу вовсе даже не водишь. Спросилименя, не в моем ли доме находится еще один – длинный, с короткой стрижкой… А ясказал им, что обещал тебе и Пете-Гаване безопасность.

Дангатар вздохнул. Карташ понял, что кроется за вздохом.Дангатару пришлось сказать про Таксиста, потому что если б потом выяснилось,что он соврал, то положение осложнилось бы предельно. Поэтому однополчанинГрини решил, что выгоднее играть в открытую.

– Я объяснил им, что без вас мне не обойтись, –продолжал Дангатар, – поэтому вы здесь. Мне нужны спецы вашего с Петромуровня, а в Туркмении таких не сыщешь. Без вас задуманное общеедело обречено напровал.

«Он, понятно, Петра вытаскивает. Меня бы он сдал, кто яему? – подумал Карташ. – Но, надо отдать должное, вытаскивает изовсех сил».

Дангатар хотел еще что-то добавить, но опять встрял старик вхалате:

– Мы живем в дружбе с русами. Наш закон: реки не пьютсвоей воды, деревья не едят своих плодов. Ваши дела – ваши дела. Но они просил– мы сказал «да».

Тут в разговор вступил кадыкастый верзила славянскойвнешности (последнее обстоятельство, впрочем, не мешало ему до этого лихочесать по-туркменски).

– Вот чего мы не хотим знать, так это в чем вашизапутки с вашей братвой, – сейчас он, разумеется, говорилпо-русски. – Факир завернул про реки и деревья в том смысле, что ты длянас чужой, а те – свои, типа, коллеги по цеху, и мы обязаныпомочь им, разобещали. Обязаны по нашему закону. У нас к тебе лично никаких предъяв. Темболее, вы гости в доме нашего друга Дангатара. Короче, в его доме вы вбезопасности – это однозначно. Это верно по закону, Факир?