Рука - Юз Алешковский

Ты, говорит она мне с убийственным прямо-таки спокойствием,чем талант свой пропивать, заработай и шинельку приобрети с ботинками новыми.Кстати, Фрол Власыч, какой у вас размер ноги?

– С детства не любя цифр, я покупаю обувь наглазок, – ответил я искренно. – Представьте себе, ни разу не ошибся,да и покупать обувку приходится не часто. К чему – часто?

– Большая странность. Размер ноги у вас не мой, а уменя, кажется, ваш. Так может быть? Или это новая реакционная антиномия?

– Может! – ответил я, простодушно рассмеявшись,что могла бы подтвердить Дарья Петровна Аннушкина, впоследствии ограбленная иизнасилованная бандитами до выходе из ломбарда, где она заложила обручальноекольцо по случаю голода детей. Хмыкнув и примериваясь ко мне взглядом, РазумВозмущенный продолжал:

– Тебе, – говорю, – приятно, когда людипальцами показывают на мою неполноценность~ Поэтому ты и толкуешь, пользуясьбессмертием, о ценностях, общих для меня и Рокфеллера! Архицинично это, мадам!И советами поэтому велишь пренебрегать сатанинскими!

О-о! Тут мы не выдерживаем! Тут мы прибегаем к самым низкимуловкам, чтобы удержать некоторых под каблучком-с!.. С чего это я взял, что онабессмертна? Откуда такая невротическая уверенность у Вас (мы большиелюбительницы переходить высокомерна на «Вы») в серьезных гарантиях? Гарантий уменя, сэр, никаких нет. Я верую, счастлива, что верую, и хотела бы разделить свами и веру и счастье вознесения молитвы к стопам Творца…

Но им, видите ли, грустно, бесконечно грустно (мы любимуверять, что все наши чувства – бесконечны, не менее!), когда всеми своимидействиямия гублю ее, мою Душу, гублю и себя и ее, взбунтовавшись, изменивсвоему божественному назначению и начав служить ложной идее освобождениярабочего класса. От чего вы, сэр, хотите его освободить?.. В который разприходится обьяснять, что от власти капитала и эксплуатации человека человеком.Прибавочную же стоимость мы станем делить и богатеть, пока не придет коммунизм,где денег вообще не будет, а потребность трудиться станет такой жеорганической, как желание выпить и закусить. Заметьте, Фрол Власыч, как страшнаи трудна совместная жизнь Разума и Души в одном Теле, если Идеи и Цели ейорганически чужды! У нее ни разу, буквально ни разу не появлялось желаниявыпить… Мы в этом не нужаемся… Мы пьяны от жизни. У нас перманентный восторг!..От-вра-ти-тель-ный эгоизм-с! Каждый раз приходится склонять Душу к выпивке, ноона от нее не пьянеет. Лишена кайфа-с! Он, дескать, чужд ей, как мне боль.

Объяснил, от чего хочу освободить рабочий класс, а затемпеределать мир на разумных началах.

О-о! Тут мы садимся на своего любимого конька! Вы, говорит,освободите рабочего, инженера и техника от власти Путилова, но еще болеестрашная и бессовестная сила сядет на рабочую шею – безликий государственныйкапитал, которым в свою очередь распорядятся сумасброды, самодуры, самодержцывсех рангов и самоубийцы вроде вас, восславляющие чужой труд и проклинающиесобственный. Одумайтесь! Взгляните: я мертвею на ваших глазах.

В таких случаях я вскипаю и, стоя буквально на гранипарообразного состояния, дерзко парирую: Это – шантаж, мадам!

Мы, естественно – в истерику!.. Вы – Разум, потерявший Бога!Вы – Дьявол! Одумайтесь! Каждый миг есть у вас возможность покаяния, прощения ивоскресения. Неужели лишение кайфа тяжелей для вас потери Бога?

Сегодня, 25 октября 1917 года, я вскипел окончательно. Топаюногой. Не будет, говорю, ее больше в этом доме. Живите тут со своим Богом. А мыкак-нибудь не пропадем.

В этом момент, показавшийся мне, гражданин следователь,историческим, фантастическим, лишенным оснований логики, нравственности ичеловеколюбия, в трактир вбежал господинчик, смахивающий на Черта, Асмодея,Сатану, Дьявола и Жижигу. Он простер желтую длань над дымом и кипениемвозмущенных Разумов, воскликнул:

– Есть такая партия! – и сгинул так же молниеноснокак изначально возник.

– Вот как следует ловить мгновение! – восхищенносказал мой собеседник. – Позвольте, Фрол Власыч, не откланяться нопроститься: мировые дела-с!

– Минутку! – смущенно сказал я. – А как жеваша Душа? Что с ней?

– Меня это не касается. Пока что мы оба историческивынуждены пребывать в одном теле. Убежден, что недолог час, когда Разумвосторжествует и над проблемой раздела жилплощади тела. Почище задачку сей часрешаем. Главное – кипение! Хотя выслушивать кухонные разговорчики о том, что япогубил Душу, что вокруг масса чудесных браков в гениях А, Б, В, Г Д прекрасноуживаются друг с другом любя жизнь и совершенствуя миропорядок, Души и Разумыархипренеприятно. Будьте любезны, ваши ботиночки с калошками!

– Вы сами изволили заметить, что у меня размер неваш, – резонно сказал я, на что Разум Возмущенный не менее резонновозразил:

– Это у вас размер ноги не мой, а у меня ваш размерчик,ваш. Мы подобные антиномийки сымаем по-своему. Канты мучались с ними, а мы –по-нашенски, вторую калошку, пожалуйста, скиньте, по-действительному,по-разумному… запасец пригодится. Всего вам…

– Фрол Власыч Гусев – покровитель людей иживотных, – вновь подсказал я, не чувствуя ни малейшей обиды, но лишьскорбь и сожаление.

Смело мы в бой пойдем за власть Советов и как один, умрем вборьбе за это, внезапно хором запели присутствующие, и вытянуло их всех доединого мощною тягою вместе о рымом и паром из трактира, как если быдействовали снаружи смерчи и враждебные вихри.

На ваш прямой вопрос, гражданин следователь, относился ли ясочувственно к революции и восставшим массам, отвечу так, ознакомившисьпредварительно со статьей УК, предусматривающей наказание за ложные показания:о революции первый раз слышу. Восставших масс не заметил. Видел толпу безумцев,не ведающих что творят. Отнесся к ним сочувственно, предвидя злобныепоследствия бунта. Захоронил в земле Летнего сада двух кошек, собаку, ворону иворобья, убитых булыжниками пролетариата и шальными пулями. Подробней посуществу дела могу показать следующее:

Кончал я свою ночную Одиссею босой и раздетый, но холод стопсвоих превозмогал. Мимо меня сновали безликие кипящие возмущенцы и мертвыедуши. Я вновь, не заметив как, очутился у дома на Мойке. Окна его, к моемуудивлению, сияли, и свет лился на улицу вместе с музыкой. Музыка была светла,как мудрая речь. Вновь к одному из окон приблизилась фигура вовсе не умиравшегопоэта Пушкина и вновь, взглянув на черные сумерки, разрываемые то выстрелами,то сполохами, он скорбно сказал:

– Безумна сия дуэль!

Меня пронзило счастье общения с человеком, хоть что-топонимавшим и чувствовавшим в происходящем. И я пошел дальше, прочь из города,соболезнуя утратившим имущество и ближних. Я говорил, помня музыку, лившуюся изсияющих окон:

– Смирите вопль и не кляните Бога! Не глупо ли вопить: Боже!Если ты есть, зачем ты допускаешь безумие и гибель, освящаешь торжество зла,ужас войн и страдание невинных? Глупо, господа, глупо Не вопите! То не Бог, тоДьявол творит Зло! И Дьявол – есть наш Разум, утративший Бога. Он – в нас. Но,употребив не на благо дар Свободы, презрев мудрый завет, опьяненный своеволием,бросивший Душу, Разум творит зло, как в истории рода, так и в людской одинокойсудьбе. Бог ли учит нас вражде и равнодушию? Нет! Учит ли он брата восстать набрата, друга предать друга, и всех, как один, умереть в борьбе за ЭТО? Нет!Разум, утративший Бога и устрашившийся, стремится в Дьявольском безумии к ещеболее страшной для него смерти и находит ее. Но Разум, бесстрашно глядящий втайну лика Смерти, благодарен самому малому мгновению жизни и имеет его, даруясебе и нам радостное одухотворение. Не вопите, обиженные и невинные!Рассмотрите того, кто возмущает вас и призывает сжечь в сердце завет! Вместонего он принес вам Советы. Он – Дьявол! Бойтесь его Советов! Совет – этонавязываемая идея!