В поисках правосудия: Арест активов - Билл Браудер

Несколько недель спустя она пригласила меня в Вашингтон, чтобы ответить на вопросы ее сотрудников. Чтобы попасть в их здание на Пенсильвания-авеню, известное как «Главное правосудие», необходимо было пройти целую бюрократическую процедуру. Сначала я должен был получить предварительное разрешение, для чего заранее был истребован мой паспорт. Позже, уже в здании, меня провели через ряд металлоискателей и заставили ждать официального провожатого.

Я думал, что отдел контрразведки — это звуконепроницаемая комната в подвале, как в шпионских фильмах, но мы прошли мимо ресепшен в обычную конференц-комнату на первом этаже с окнами на улицу, причем любой прохожий мог видеть нас через стекло.

Меня встретили двое сотрудников и сообщили, что Хезер занята и не будет присутствовать на встрече. Спустя пару минут разговор зашел в тупик. Я ожидал, что меня засыплют вопросами, но оказалось, что эти ребята практически ничего не знают о деле и, кажется, даже не читали нашу жалобу. Пришлось начать с самого начала и повторить всё, что мы рассказывали Хезер по телефону несколько недель назад.

Они всё подробно записывали, и в конце своего монолога я спросил:

— Что вы думаете? Этого достаточно для начала работы?

Один из них немного не в тему выдал удобную формулировку, которую часто пользуются правоохранители, особенно когда им нечего сказать:

— Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть, ведется ли расследование.

По опыту знаю, как Министерство юстиции ведет расследование. В деле «Превезона» Пол Монтелеони и его коллеги мучили нас своими вопросами практически каждый день в течение шести месяцев, пока не подали иск. Я был уверен, что эти ребята из ФАРА палец о палец не ударили.

Похоже, им нужен публичный пинок, ведь если российская операция станет достоянием гласности, то их заставят напрячь свои булки и заняться делом. Я поделился историей с несколькими журналистами из «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост», «Уолл-Стрит джорнэл», «Си-Эн-Эн», «Бизнес-инсайдера» и других изданий, но они не проявили интереса.

Это было более чем странно. Всё лето 2016 года мне названивали журналисты и спрашивали, нет ли чего интересного о вмешательстве России в дела Вашингтона. Как раз Дональд Трамп недавно стал кандидатом в президенты от республиканцев и не скрывал своих симпатий к Путину.

Помимо мутного бизнеса самого Трампа в Москве, в его предвыборной команде были люди с необъяснимыми российскими связями, но это всё, о чем писали СМИ.

Хотя наша ситуация с ФАРА никак не связана с Трампом, всё же речь шла о прямом вмешательстве России в дела Америки. Я расспрашивал журналистов, почему им не интересна наша история, и все в один голос отвечали либо: «Истории нет, если нет официального расследования», либо: «Все персонажи какие-то мутные, и до них никому нет дела».

Всё это больше смахивало на отговорки, и я почувствовал, что здесь что-то не так. Я решил узнать подноготную этого дела у моего знакомого британского журналиста — того, который предупредил меня о Симпсоне.

— Билл, ваша проблема снова в Гленне, это же очевидно, — произнес он.

— Наверное, тогда мне надо говорить с другими журналистами.

— Наверное... Но Гленн стал главным специалистом по торговле информацией о России и Трампе. Он со своей командой собрал огромный массив по Трампу, и теперь все издания падают ниц, надеясь, что он бросит им кость. Он неприкасаемый, и точка. А это значит, что никто не будет писать про вашу историю.

Это был тупик. Минюст не будет проводить расследование, и истории не увидеть широкую публику, за исключением маленькой заметки в одном из ежедневных онлайн-бюллетеней «Политико», на которую, скорее всего, мало кто обратит внимание. Пожалуй, на этом нужно поставить крест.

Тем не менее той осенью мы одержали одну огромную победу. В середине октября я как-то забирал из школы своего младшего сына Ноя и вдруг получил имейл от Джейкоба Бухдала из Нью-Йорка.

Апелляционный суд второго округа вынес решение дисквалифицировать юристов «Бейкер-Хостетлер». Наконец-то!

Я открыл приложенный к имейлу документ. Коллегия из трех судей не скупилась на слова. Они признавали, что наш случай «действительно беспрецедентный», что мне угрожает реальная опасность со стороны российского правительства и что я имею полное право на сохранность своих сведений и их защиту. На этом основании они обязали нижестоящий суд «вынести постановление об отводе [Джона] Москоу и компании „Бейкер-Хостетлер“».

Читая это, я остановился прямо посреди тротуара, а Ной продолжал бежать вперед. Я стоял как вкопанный и радостно улыбался. Наконец-то наша сага с Джоном Москоу и «Бейкер-Хостетлер» закончилась раз и навсегда.

Конец 2016 года

8 ноября 2016 года мы с Вадимом ехали на поезде в Париж на встречу с судьей-следователем Ван Рюмбеком, который вел дело в отношении обремененных активов россиянки, арестованной в Сан-Тропе в 2015 году.

С момента ареста он сильно продвинулся в расследовании, но предвкушение встречи омрачали президентские выборы в США, назначенные на тот же день.

Согласно всем авторитетным опросам, шансы Дональда Трампа на победу были незначительными. Но его победа могла обернуться для меня катастрофой. На протяжении всей предвыборной кампании он неустанно нахваливал Путина, обещая, что они поладят. Поскольку Трамп называл себя «мастером по сделкам», а Путин годами пытался заполучить меня в свои лапы, очень легко было представить себе, что меня выдадут Кремлю в результате какой-нибудь грязной закулисной сделки.

Никто не мог понять, с чего вдруг Трамп так топит за Путина. Это никак не могло добавить ему голосов. Большинство американцев негативно относятся к России и особенно к Путину. Да и республиканцы традиционно более воинственно настроены по отношению к России, чем демократы, так что и их поддержка не стала бы сильней.

Казалось, что Трамп ведет себя нерационально, но, долгие годы занимаясь инвестициями, я знал, что практически все ведут себя рационально. Если чье-либо поведение кажется вам иррациональным, это означает только одно — у вас нет полной картины происходящего. Это порождало спекуляции на протяжении всей избирательной кампании. Я не знал о контактах Трампа с Россией, но в середине сентября до меня дошел странный слух.

Исходил он от Коди Ширера, политического оперативника, связанного с семейством Клинтонов. Коди раздобыл мой номер телефона через своего брата Дерека, бывшего посла США в Финляндии и моего знакомого. Я понятия не имел, чем занимается Коди, но в те несколько раз, когда мы разговаривали, он не стесняясь упоминал таинственные «источники» в ФСБ, «высокопоставленных» оперативников в американской разведке и свои тайные контакты в Европе. Он был очень колоритной личностью.

— Билл, — сказал он хрипловато, — я слышал, из Москвы поступают очень тревожные новости. Я обзваниваю всех, чтобы узнать, подтвердятся ли они.