Буря перед бурей. История падения Римской республики - Майк Дункан

Узнав о прибытии римлян, Митридат с Тиграном не пожелали с ними связываться и вернулись каждый в свое царство. Восстановив монархов в правах, Аквилий энергично на них надавил, заставляя выполнить данные в Риме щедрые обещания. А когда они залепетали о бедности, Аквилий ответил, что столь необходимые им богатства можно взять в Понте. В качестве благожелательной трактовки стремления Аквилия побудить царей вторгнуться во владения соседа можно предположить, что он считал Митридата пустышкой. До этого, когда Рим обращал на него свой взор, понтийский царь каждый раз отводил глаза и прятался в своем логове. Но существует и другое предположение, заключающееся в том, что Аквилий, будучи близким другом Мария, преднамеренно провоцировал Митридата, чтобы Марий впоследствии мог повести под своим началом на восток легионы, чего ему страстно хотелось. Ну и, разумеется, нельзя исключать, что Аквилий попросту оказался глупцом.

Весной 89 г. до н. э. Никомед IV вторгся в Понт. Однако Митридат, отнюдь не оказавшись пустышкой, дал вифинской армии отпор, и ее солдатам пришлось в беспорядке возвращаться домой на хромых ногах. Митридат обратился к Аквилию с жалобой на это нападение, но ответа не получил. После этого царь пришел к выводу, что Рим с помощью своих карманных царств намеревался выдавить Понт с карты региона. Но сам Митридат не желал, чтобы его куда-то выдавливали. После долгих лет тщательной и основательной подготовки понтийский царь, наконец, был готов раскрыть весь потенциал своей черноморской империи.

Чтобы привлечь внимание Аквилия, Митридат послал в Каппадокию свою армию и опять выгнал Ариобарзана из страны. Затем укрепил границу с Вифинией и отправил в Пергам к Аквилию делегацию. Послы зачитали вслух список его альянсов с зарубежными союзниками и предоставили полный отчет об имевшихся в его распоряжении ресурсах – от размера сокровищницы, до количества людей, которых он мог мобилизовать, и численного состава флота. После чего заявили, что Рим, не соблюдай он благоразумие, может потерять господствующие позиции в Азии. Это не было объявление войны. Это было приглашение войну объявить.

Имея в своем распоряжении только один легион из настоящих римских солдат, в деле охраны границы с Понтом Аквилий мог полагаться только на новобранцев из числа местного населения. Недостаток боевого мастерства те восполняли своей численностью. Всего за несколько месяцев он сумел собрать четыре армии по 40 000 воинов каждая. Одну из них возглавил Никомед IV, три других подчиненные Аквилию римские преторы. Но хотя совсем скоро под его началом состояло 150 000 – 200 000 человек, охранявших все ходы и выходы из Вифинии, это еще не означало, что он мог тягаться с Митридатом. Поскольку тот с самого начала в качестве краеугольного камня своей легитимности положился на военную силу, костяк понтийской армии состоял из опытных, дисциплинированных и хорошо подготовленных солдат. Взяв его за основу, он сам мог набирать новобранцев со всех концов изведанного мира. В ходе первой кампании Митридат выступил против Аквилия с войском в 150 000 человек. На пике своего могущества понтийские армии могли доходить до 250 000 пеших солдат и 40 000 кавалеристов.

Митридат двинулся на Вифинию и сокрушил охранявших проходы рекрутов. Затем распылил все четыре римские армии, офицерам которых пришлось бежать с материка на остров Родос. После чего, будто этого сухопутного вторжения ему было мало, послал через Босфор свой военный флот. Перед этим римляне наняли греческих моряков блокировать проливы, но в ходе боестолкновения с врагом те тоже были разбиты. Теперь понтийские силы контролировали и сушу, и море. Если Аквилий действительно приехал спровоцировать Митридата на войну, то ему это прекрасно удалось.

После этого Митридат двинулся дальше, чтобы подмять под себя всю провинцию Азия. Представляя собой просвещенный образец идеального царя, он знал, в каком свете себя представить. Понтийский монарх заявил, что прибыл освободить народы Азии от римского гнета. Злодейства публиканов в этой провинции, длившиеся уже целое поколение, вложили в руки Митридата удивительный пропагандистский инструмент: он объявил о всеобщем освобождении от уплаты податей на пять лет и аннулировал все не выплаченные италийцам долги. А потом пообещал проявить к населению острова Лесбос терпимость в том случае, если ему выдадут Аквилия. Его предложение услышали, и Аквилий, став пленником, не раз становился мишенью унизительных шуток при дворе Митридата.

Пока Аквилий терял контроль над Азией, его покровитель Марий томился в Риме. Когда его во время войны отстранили от дел, он вернулся домой и с нарастающей горечью наблюдал, как власть переходит к новому поколению восходящих звезд римской политики. Помпей Страбон создавал в Пицене в Цизальпинской Галлии мощный оплот. Воевавшему на юге Метеллу Пию – сыну Метелла Нумидийского, с которым Марий на позднем этапе своей карьеры враждовал, – вскоре предстояло стать консулом. Кроме них был еще и Сулла, чей успех больше всего не давал ему покоя. Подвиги последнего в Кампании и Самнии пополняли его послужной список, восходивший еще к временам пленения Югурты в 105 г. до н. э., новыми героическими деяниями. Когда Союзническая война постепенно сошла на нет, звезда Суллы засияла ярче, чем у любого другого человека в Италии.

Окинув унылым взором ситуацию в Италии, Марий, в поисках шанса утолить жажду славы, переключил внимание на дальние края и узнал об ухудшении обстановки в Азии. Но если он и в самом деле полагал, что ему могут поручить командовать армиями на востоке, то это был самообман. На тот момент ему было без малого семьдесят лет. А вести войны семидесятилетних стариков римляне не посылали. Дабы доказать, что это дело ему по плечу, Марий ежедневно приходил на Марсово поле, дабы поупражняться, продемонстрировать доблесть и физическую силу. Предаваясь этим занятиям, он выглядел комично и где-то трогательно. Поглазеть на него собирались целые толпы, некоторые подбадривали одобрительными возгласами, но большинство «испытывали в душе жалость при виде этого амбициозного и жадного до славы человека, который хоть и возвысился из низов до самых верхов, и из бедных стал богатейшим, но не ведал, что его счастливой судьбе есть предел»[234]. Если учесть что Марий не только достиг преклонного возраста, но и однажды уже был отстранен от командования во время Союзнической войны, с какой такой стати он надеялся возглавить пять азиатских легионов, остается загадкой. Его никогда всерьез не рассматривали в качестве кандидата на этот пост. Те, кто действительно могли за него соперничать, не скакали на форуме для разогрева мышц, а пребывали в отъезде, воюя на фронтах Союзнической войны.

А поскольку война все продолжалась, выборы консула в 89 г. до н. э. отложили до конца года. К этому времени Рим, по всей видимости, уже знал и о захвате Митридатом Каппадокии, и о провокационном письме Аквилию. Статус консула теперь предоставлял возможность провести великую войну на востоке, поэтому кандидаты на этот пост агрессивно рвались вперед и «каждый из них жаждал стал полководцем в войне против Митридата, прельщаемый размахом славы и богатств, которые могут достаться человеку на этой войне»[235]. Когда в последних числах декабря, наконец, подошло время выборов, претенденты шли на любые ухищрения, лишь бы получить под свое начало армии. Сулла и его близкий друг Квинт Помпей Руф (чей сын недавно женился на дочери Суллы) выступили на выборах одной командой, в то время как Гай Юлий Цезарь Страбон Вописк рвался вперед, расталкивая их в стороны.