Буря перед бурей. История падения Римской республики - Майк Дункан

Выйдя к окрестностям Рима, Сулла предложил сенату продолжить переговоры. Представители палаты сообщили, что та своим постановлением уже восстановила его в правах командующего. Однако все понимали, что пока Сульпиций контролировал Народное собрание, от всех этих постановлений не было никакого толку. Чтобы выйти из создавшегося тупика, Сулла сообщил о готовности встретиться с Марием и Сульпицием на Марсовом поле и сказал, что в ожидании такой встречи его армия встанет лагерем.

Но как только посланцы уехали, он приказал своим людям экипироваться к бою. Ему уже сообщили, что его сторонников в городе обнаружили мертвыми. Кроме того, он узнал, что Марий с Сульпицием вооружают своих людей, обещая свободу рабам и гладиаторам, которые выступят на их стороне. Поступавшие из города рапорты изобиловали преувеличениями, но Сулла на тот момент этого не понимал. Призыв к рабам присоединиться к борьбе отклика практически не нашел – на Рим шли шесть легионов ветеранов и каждый невольник, присоединившийся к Марию, сможет насладиться полученной свободой целых пять минут, пока не умрет, служа чужим амбициям. Но не зная в действительности насколько слаб Марий, Сулла стремился побыстрее одержать решающую победу, и поэтому приказал одному из своих легионов выступить вперед, захватить Эсквилинские врата и взять их под свой контроль.

Когда Мария с Сульпицием предупредили, что легион Суллы выдвинулся на позицию, они стали готовить своих людей к сражению. Стороны сошлись в бою на форуме Эсквилинского холма. Сторонники Мария отразили натиск легионеров и забросали их с крыш черепицей. Аппиан говорит, что после того, как на уличных стычках выросло целое поколение, тот бой «впервые стал не банальной стычкой за власть между различными группировками, а настоящим военным боестолкновением, проведенным в Риме под звуки труб с развевающимися знаменами по всем правилам войны»[243]. В разгар этого сражения Сулла лично возглавил подкрепление и задействовал своих лучников, которые с помощью зажигательных стрел согнали сторонников Мария с крыш.

Если против одного легиона те еще могли устоять, то против шести – нет. Поэтому когда Сулла вошел в город, они отступили обратно. Марий на время укрылся в храме богини Теллус, призвав граждан Рима присоединиться к нему и, как подобает настоящим патриотам, дать отпор вероломному вторжению предателя – но его никто не услышал. Городской плебс считал происходящее состязанием в злобе между аристократами и отнюдь не горел желанием в него вмешиваться. Когда Сулла взял под свой контроль главные улицы, Марий, Сульпиций и их основные сообщники бежали из города.

Сулла двигался маршем через Рим по пути триумфаторов к Капитолийскому холму. Поскольку холм удерживала последняя горстка сторонников Мария, он взял целый легион и вместе с ним пересек Померий, античную границу, обозначавшую священные пределы города, тем самым поправ последний неприкосновенный рубеж mos maiorum.

После этого Сулла оказался в затруднительном положении первого римлянина, когда-либо завоевавшего Рим. Стараясь изо всех сил избежать ненависти горожан, он прилюдно наказывал своих солдат, пойманных на мародерстве. После тревожной ночи Сулла, как и Помпей, не ложившийся до рассвета и носившийся по городу, дабы убедиться, что у них все под контролем, наутро объявил на форуме митинг.

Когда собралась толпа, он объявил, что его гнев направлен лишь на немногочисленных врагов государства, к каковым, в доказательство своей позиции, он отнес двенадцать человек, назвав их по именам. Возглавляли список Марий и Сульпиций. Как врагов государства, эту дюжину теперь можно было убить без малейшего промедления. В то же время Сулла подчеркнул, что остальному населению нечего опасаться, даже если кто-то из них и принял участие в стычках. Ему хотелось только одного – вернуть жизнь в нормальное русло.

Только вот под «нормальным руслом» он понимал совсем не то положение вещей, которое существовало еще за день до этого. Ему хотелось, чтобы римляне вернулись к своим корням. Он сказал, что республика дала сбой и должна возвратиться к добродетельному устройству былых времен. Перед предоставлением законопроекта в Народное собрание сначала следовало получить одобрение сената, а для этого при голосовании, в первую очередь, соблюсти интересы крупных землевладельцев. Позаимствовав одну из законодательных инициатив Друза, Сулла предложил включить в сенат триста эквитов, расширив его численный состав и вернув этому органу былую силу и мощь. Но перед тем как приступать к столь масштабным реформам он занялся делами поважнее и объявил недействительными все законы, принятые до того самого дня, когда Сулла и Помпей объявили праздник почитания богов. При этом они оба останутся консулами, а Сулла сохранит за собой командование восточной армией. От плана распределить италийцев по тридцать одной сельской трибе не осталось и следа.

Под бдительным оком легионов Суллы Народное собрание одобрило предложения консула и приняло соответствующие законы. Когда реформы прошли, он отослал своих людей обратно в Нолу, чтобы не выглядеть в глазах общества тираном или царем. Сулла явно выступал благодетелем и спасителем народа, однако его претензии стать хозяином сената – будто все сенаторы теперь стали его клиентами – всех злили. Да и пересечение Померия с целой армией тоже представляло собой непростительное святотатство.

Но Сулла упорно утверждал, что лишь следует примеру Опимия в 121 г. до н. э. и Мария в 100-м. Теперь, в 88-м, он якобы делал точно то же, что и они: данной ему властью консула предпринимал экстренные меры для обуздания разбушевавшейся политической фракции. Но разница, конечно же, была – Опимий с Марием тогда действовали по сенатусконсульту, особому сенатскому декрету, которого в его случае палата не принимала. Правоведы в сенате раздражались и злобствовали, но легионы Суллы говорили сами за себя.

После одержанного поражения самые близкие к Марию сторонники бежали из Рима и бросились в разные стороны. Сульпиций ринулся к побережью, но далеко от города отъехать не смог. После предательства раба его днем после ночного сражения схватили и убили на месте. Позже Сулла поблагодарил невольника, сказав, что «сообщив сведения о враге, этот человек взамен за оказанные услуги заслуживает свободы»[244]. Но как только тот получил вольную, Сулла «приказал сбросить его вниз с Тарпейской скалы за измену хозяину»[245].

Однако Марию в ту ночь удалось бежать в одно из своих имений в двенадцати милях от Рима вместе с сыном, внуком и небольшим отрядом верных соратников. Понимая, что от города лучше бежать куда подальше, они порешили отплыть в Северную Африку и укрыться в одной из колоний для ветеранов, созданных после Нумидийской войны. Их учредили пятнадцать лет назад, но Марий надеялся, что солдаты еще не забыли своего полководца и покровителя.

На следующее утро Марий со своими людьми вышел из порта Остии. Но едва его корабль преодолел вдоль побережья сто миль, как шторм выбросил его на берег неподалеку от города Террачина. После кораблекрушения дальше им пришлось идти пешком. Зная, что Террачиной правит один из его врагов, Марий повел своих людей вдоль побережья в Минтурно, сказав, что у него там есть друзья. По пути пастухи сообщили ему, что в окрестностях полно конных патрулей Суллы. Не успев добраться до пункта назначения до наступления темноты, Марий и его соотечественники провели скверную ночь в лесу – в окружении врагов, без пищи и крова.