Клон Дьявола - Скотт Сиглер

— Худо ей! Ее будто собственное тело пожирает. Я б сказал, внезапное проявление симптомов недоедания.

Цзянь накануне вечером осматривала коров, и с ними было все хорошо. «Недоедания»? Как такое могло произойти? Да что ж такое: стрессы один за другим. Она почувствовала зуд по всему телу. Ей захотелось бежать отсюда, бежать от Румкорфа, от Фили, от коров.

— Странно, — протянул Румкорф. — Недоедания быть не может. Кормушка Молли полна, она даже не притронулась к еде. Мы всем увеличили порции в связи с повышенным темпом роста эмбрионов. Вчера она так не выглядела… ведь так?

— Еще как так, — сказал Тим. — Что бы ни сделало ее больной, это сделало ее настолько больной, что она перестала есть. Такие симптомы проявляет пока только она одна, так что я проверю, может, что-то не так с системой внутривенного введения. Может, насос сломался или иглу зажало?

Цзянь посмотрела на остальных коров — все выглядели по-прежнему бодро. Затем ее внимание привлекло какое-то движение в сорок первом стойле. Холод разлился в груди: через разделяющую стойла перегородку тянулась крохотная ручка пластиковой куклы. А в паре дюймах слева от нее — черно-оранжевая тигровая лапа.

— Нет, — громким шепотом вырвалось у Цзянь.

Лапа и рука уродца мелко задрожали. Из-за стены медленно высунулась черная голова. Цзянь крепко зажмурила глаза и вонзила себе пальцы в живот, посылая волну тупой боли вверх по телу. Потом встряхнула головой и открыла глаза.

Видение исчезло.

— Цзянь, — раздался резкий голос Румкорфа. Она от неожиданности подпрыгнула и повернулась к нему.

— Цзянь, вы слышали меня? — На лице у него было недовольство, а у мистера Фили отвращение.

— Нет, доктор Румкорф. Что вы сказали?

— Я спросил, что вы об этом думаете.

Цзянь быстро глянула на больную корову, затем вновь на Румкорфа.

— Мистер Фили прав: причина болезни коровы — быстрый рост плода.

Тим ввел новую иглу для капельницы в шею Молли.

— Хочу увеличить объем внутривенного кормления, — пояснил он. — Надеюсь, это приведет в норму метаболизм, чтобы она вновь начала есть корм. Я увеличу нормы корма всем коровам еще на двадцать пять процентов. Полагаю, ночью в какой-то момент Молли стало настолько худо, что она прекратила есть, и, чтобы сохранить плод, ее тело начало расщеплять мышцы. И с того момента физиологические изменения развивалась каскадно.

— Необходимо установить проверки каждые два часа, — сказал Румкорф. — Поделим дежурства с «ненаучными» сотрудниками.

Тим покачал головой:

— Есть предложение получше, старичок. Я запрограммирую их мониторы следить за жизненно важными органами и «привяжу» это к компьютеру на посту охраны. Если что пойдет не так, дежурный балбес услышит звуковой сигнал, включит зум на камере и прокукарекает нам. Проще простого.

Цзянь помотала головой:

— Нет. Просто дайте им умереть.

Румкорф зыркнул на нее.

Тим медленно кивнул:

— Блин, а отличница-то права, — сказал он.

— Не права, — прошипел Румкорф, длинно и так свирепо, что Цзянь отступила на полшага. — Эти животные не умрут, — продолжил он. — А если это случится, клянусь богом, я уничтожу ваши карьеры. Тимоти, у вас будет единственный способ приблизиться к лаборатории — со шваброй в руках. Вам же, Цзянь, обещаю, что, когда вас вернут в Китай, остаток жизни вы будете догнивать в психушке.

Глаза Румкорфа были выпучены от ярости. Презрительная усмешка кривила его верхнюю губу. «Какой мерзкий». Цзянь даже отвернулась. А когда сделала это, Румкорф впился взглядом в Тима. Тим опустил глаза — вся его бравада растаяла.

Румкорф пошел назад к кормовому трапу и забрался на вторую палубу. Цзянь продолжала молчать. Она обязана что-то сделать, чтобы остановить проект, но что, что? Мистер Колдинг велел ей молчать. Доктор Румкорф только что отказался слушать. Мистер Фили — пустозвон. Сара? Она была не из тех, кто принимает решения.

Цзянь не на кого положиться. Она поняла, что надо делать. Один вопрос — хватит ли на это мужества?

27 ноября. Прекрасное «эндо»

Имплантация + 18 дней

Колдинг постепенно приноровился к снегоходу и чувствовал, что такая езда ему нравится. Жужжа, как злой рой, сани неслись по дорожке утрамбованного снега к причалам: Магнус и Энди впереди, за ними Алонсо и Двойняшки, следом Колдинг, а Сара — последней.

Она чуть отстала — на случай, если у Колдинга что-то не заладится. Управлять этим кораблем, конечно, проще, чем космическим, но, как и во всем остальном, нужна сноровка.

Там, впереди, дорога взбиралась на укрытую снегом дюну и сбегала в бухту. Колдинг сделал большие глаза, увидев, как Магнус и Энди ускорились вверх по склону, подлетели на вершине и, оставив за собой кометные хвосты снежной пыли, скрылись за хребтом дюны. Алонсо и Двойняшки взяли подъем более консервативно и перевалили на ту сторону, не отрывая полозьев от земли. Колдинг сбросил скорость и остановился, не доезжая добрых пятидесяти ярдов до дюны.

Подъехала Сара.

— Красота, правда? — Ее улыбка сияла на полуденном солнце. Даже в очках и шлеме, прячущих ее глаза, волосы и уши, она выглядела потрясающе. Шлем не закрывал ее веснушек.

Колдинг перевел взгляд на дюну. Высота, на которую подлетели сани Магнуса, казалась пугающей и в то же время невероятно заманчивой.

— Как бы так приземлиться и не убиться?

— Перед прыжком держать ногами упор, но колени должны быть полусогнуты. В момент приземления резко толкнуться ногами — они самортизируют удар.

— Как на велосипеде-внедорожнике.

Она кивнула.

— Если ты прыгал на таком велосипеде, значит, знаешь, как это работает. Я поеду рядом, просто следи за моей скоростью.

Колдинг покачал головой:

— А если разобью машину?

— «Генаде» наверняка по карману новые. Не дрейфь.

Сара газанула, и снегоход с ревом помчался прочь. Колдинг крепко сжал дроссель. Сани так рванули вперед, что он едва не слетел. Эти штуковины были явно созданы для скорости. Он догнал Сару у подножия дюны. Поднимающийся склон придавил его к сиденью. Продолжая ускоряться, Пи-Джей вылетел на гребень и взлетел.

Опьяняющая невесомость. Перед ним распахнулась бухта, бело-голубая, «Отто II», медленно покачивающийся на легкой зыби. Снегоход ухнул вниз. Колдинг согнул колени и оттолкнулся.

Резкий удар, боль во всем теле, глухой хлопок полозьев. Опять невесомость, уже не пьянящая, и следом — резкое сотрясение головы внутри шлема. Скольжение лицом вниз. Ощущение холода в шее и левом плече.

Движение прекратилось.

— Блин, — вырвалось у Колдинга.