Сергей Бондарчук. Лента жизни - Наталья Бондарчук

И как было, наверное, трудно в пушечном мареве не растерять эту «мысль народную», а в многофигурной композиции переносимого на экран романного мира не растворить интонацию человеческого участия по отношению к каждому из хрестоматийно известных персонажей Толстого…

К тому же картина требовала подробного погружения в стародавний дворянский быт, давно утраченные (да что там – с корнем вырванные!) нравы и этикет, которые по достоинству могли оценить разве что представители русской послереволюционной эмиграции, а они потом наверняка и оказались среди первых зарубежных и заведомо придирчивых зрителей картины!

Но ведь их не было (и быть не могло!) на съёмочной площадке среди разнообразных консультантов фильма – были свои, разбросанные по стране, «последыши» дворянского мира. В том числе и не узнанная (и не обозначенная в титрах) вдова Колчака – Анна Тимирёва-Книппер (о чём Сергей Бондарчук скорее всего и не знал).

И вот как со всем этим было справиться вчерашнему крестьянскому сыну, чьё детство прошло отнюдь не в залах Эрмитажа (откуда, кстати, для съёмок «Войны и мира» привозили подлинные ценности – женские украшения, например), а на южнорусских и украинских степных просторах, с таким любовным проникновением впоследствии отражённых в самом личном фильме Бондарчука – экранизации чеховской «Степи»?

Не командир – но полководец; не интеллектуал – но мыслитель; не эстет – но знаток…

Увы, все эти загадки так и остались наполовину не разгаданными – ни современными Бондарчуку, ни нынешними исследователями (да где они, эти нынешние исследователи?). Очевидно было одно: рутина производственного процесса обернулась чудом преображения. И огромный, почти семичасовой фильм в плановые сроки был закончен и с триумфом пошёл по экранам мира (прокат в более чем ста странах!), заслонив экранизацию Кинга Видора, и даже, опять в отличие от голливудской версии романа, завоевав премию «Оскар» – первую в советском игровом кино.

И это было признание не членов брежневского политбюро, а американских киноакадемиков.

Хотя, может быть, главное объяснение бондарчуковского феномена всё-таки лежит на поверхности: мы действительно жили в читающей стране. И русская (да и мировая) классика была школой жизни не только для Сергея Фёдоровича и вгиковцев его и последующей поры (Михаил Ромм, как известно, постранично обсуждал со своими студентами «Войну и мир», а своим поступлением к Ромму Андрей Тарковский во многом обязан подробному знанию романа), но и для многих советских поколений, лишённых в то же время доступа ко многим другим радостям цивилизации.

А Бондарчук с книжками никогда не расставался. Любую паузу, как вспоминают близкие, посвящал чтению. Главный советский кинорежиссёр почему-то и запечатлелся в памяти многих своих коллег не трибуном (хотя в партийных президиумах и сидел), а самородком-молчуном. Не энергичным организатором съёмочного процесса, а вдумчивым и отчасти созерцательным режиссёром на площадке.

Оттого, наверное, и слово его всегда было сдержанным, даже несколько медлительным и приглушённым… А ценой огромного успеха беспрецедентного по своему охвату блокбастера «Война и мир» стала пережитая режиссёром клиническая смерть.

* * *

Собственно, никто Сергея Фёдоровича на роль главного режиссёра страны никогда публично и не выдвигал. Как и он, разумеется, не прилагал к этому усилий. Поначалу могла импонировать его внешность – простая, народная, но не простонародная и уж тем более не лукаво-простецкая. Уж кем-кем, а Иванами-дураками герои, сыгранные Бондарчуком, никогда не были.

Достоверная на бытовом уровне, но словно бы и «обобщающая» всё то лучшее, что хотелось бы видеть в нашем народе, в том числе и самому народу: надёжность и основательность, глубокий природный ум и сердечность. И такое же глубокое стремление к справедливому, если не сказать праведному, миропорядку.

Сергей Бондарчук, впервые появившись на экране в 28 лет, очень молодым в зрительском восприятии никогда не был. Как и очень старым, хотя его актёрская биография растянулась почти на 45 лет. И это давало зрителям ощущение стабильности, постоянства, того, что делало киноактёра Бондарчука – исполнителя «положительных» и современных ролей – непременной принадлежностью советского образа жизни.

К тому же Сергей Фёдорович по молодости часто играл начальников – партийных и хозяйственных. И всегда они были обаятельными, открытыми для диалога, всегда в их глазах лучилась мечта, которая давала надежду на лучшую – под водительством таких героев – жизнь.

А с возрастом эти начальники трансформировались в седовласых и умудренных жизненным опытом школьных учителей, генералов, академиков и даже кардиналов. Вроде бы с опытом приходила и горечь, и жизненные разочарования, но персонажи Сергея Бондарчука никогда не были откровенно рефлектирующими, никогда не играли с жизнью, а вроде даже были самой этой жизнью и потому всегда несли в зрительный зал позитивное, умиротворяющее начало.

Типажность (а без неё невозможна социокультурная миссия кинематографа) делала своё обычное, хотя и не всегда интересное дело. И Сергею Бондарчуку – незаурядному артисту – иногда приходилось против неё даже восставать, а заодно – и против киноначальников, которые (об этом интересно пишет Наталья Бондарчук) ни в какую не соглашались увидеть во вчерашнем Валько из «Молодой гвардии» или Тутанове из «Кавалера Золотой Звезды» шекспировского Отелло и чеховского доктора Дымова.

Но эти роли в картинах Сергея Юткевича и Самсона Самсонова всё-таки были и даже имели (как и сами фильмы) международное признание. А ведь это, согласитесь, диапазон: от ярой раненой страсти Отелло до тончайшей интеллигентной рефлексии Дымова. И всё в течение одного – 1955 – года!

Удивительное дело, судьба с поразительной настойчивостью десятилетие спустя начнёт раскрывать в Бондарчуке режиссёра большого эпического склада (без которого, как мы понимаем, невозможно было бы снять «Войну и мир» и «Ватерлоо», «Они сражались за Родину» и «Красные колокола»), а какая-то другая сила с не меньшей настойчивостью подспудно будет испытывать эту судьбу совсем не случайным, видимо, присутствием в ней Чехова.

Ведь почему-то важным было для Андрея Кончаловского, чтобы именно Сергей Фёдорович сыграл Астрова в экранизации «Дяди Вани», а самому Сергею Бондарчуку – поставить «Степь», где все главные драматические события происходили не на поле боя (его там и не было и быть не могло!), а в душах обычных, почти заурядных героев!

«Заговорившая степь» – так назвал свою восторженную рецензию на фильм Бондарчука поэт Евгений Евтушенко. А мы в этом явлении вправе увидеть всё те же пересечения параллельных – эпики и лирики, Толстого и Чехова, судьбы народа и судьбы человека… Только вот что из всего этого вышло?

* * *

Сергей Бондарчук (и Наталья Сергеевна свидетельствует об этом) почти два десятилетия шёл к экранизации с юности любимой им повести Чехова «Степь».

Хотел запуститься с этим фильмом сразу же после своего режиссёрского дебюта – возникло важное, ответственное и, разумеется, очень интересное с творческой точки зрения государственное задание – снять «Войну и мир».