Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер

Камеры окружили нас, бились в стекла, репортеры галдели. Тотчас слева у окна рядом с тучным оператором я увидел Салли Хьюз.

– Боже ты мой, – пробормотала Линдси.

– Эй! – заорал Чак. – Поосторожнее, машина!

Он повернул ключ в замке зажигания, включил передачу. Отпрянуть в страхе у репортеров не получилось. Чак наполовину опустил боковое стекло.

– Не могли бы вы очистить дорогу? – попросил он.

Просьба была встречена новым шквалом вопросов. “Вы уезжаете насовсем?” – “Где Джек Шоу?” – “Вы едете к нему?” – “Как вас зовут?”

Чак высунул руку из окна, мягко взмахнул кистью, будто готовился произнести речь и призывал аудиторию к молчанию. Журналисты, учуяв лакомый кусок сенсации для вечерних новостей, сгрудились у окошка Чака, пихались, ерзали, всеми правдами и неправдами стараясь протиснуться поближе.

– Что ты делаешь, Чак? – Элисон лукаво улыбнулась.

– Спокойно. Я знаю, что делаю.

– Это вовсе не означает, что дело кончится добром.

Чак коварно ухмыльнулся, глянул в окошко на репортеров.

– У вас много вопросов, понимаю, мы с удовольствием ответим на все, – сказал он. – Хотите знать, где Джек Шоу? Мы и сами хотим. Никаких обвинений нам не предъявили, потому что мы ни в чем не виноваты. Мы находимся здесь, поскольку обеспокоены судьбой нашего друга.

Последовал очередной яростный шквал вопросов, но Чак отмахнулся.

– С этого момента, – заявил он, – я буду беседовать только с Салли Хьюз.

Разгневанный, недоуменный ропот.

– Почему с ней? – спросил кто-то.

– Потому что она близко знакома с Джеком Шоу, – сообщил Чак как бы между прочим. – Они ведь встречались. Я думал, это всем известно.

Толпа охнула разом, тотчас все повернулись к Салли.

– Да не слушайте вы его, – пробормотала она.

Воспользовавшись внезапным затишьем, Чак отыскал желанную брешь в толпе, рванул прочь с подъездной аллеи, шины взвизгнули, репортеры остались позади в облаке пыли.

– Что за хрень, Чак? – поинтересовался я.

– Сработало ведь, – Чак с гордым видом повернул на 57-е шоссе. Слева я увидел бегущего сломя голову к патрульному автомобилю помощника Дэна, пытавшегося на ходу вынуть из чехла рацию. Рация вдруг вылетела у него из рук, покатилась по пыльной обочине. Еще одно электронное устройство почило в бозе. Коротко поразмыслив, нет ли в наблюдаемой тенденции какого-нибудь знака, я ни к чему не пришел и вернулся к делам насущным.

– Не совсем понял твою оригинальную методику, Чак, – заметил я с заднего сиденья. – Чего мы этим добились?

– Мы ничего, – Чак бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Я же добился многого.

– А именно?

– Разыграл любовную прелюдию.

– Взбесить Салли Хьюз – часть любовной прелюдии? – уточнила Элисон.

– А то!

– Как так?

– Тонкая грань между яростью и страстью, – пояснил Чак.

– Господи, – вздохнула Элисон. – Ты действительно в это веришь?

– Целиком и полностью, – сказал Чак. – Вы же не можете не признать, что теперь она обо мне думает.

– Думает, как бы теперь придавить тебя.

– Придавить, оседлать… Это лишь разновидности доминирования.

– Я думала, мужчинам вообще плевать на прелюдии, – съязвила Линдси.

– Эй! – возмутился я.

– Присутствующие, конечно, не в счет.

– Вот смотрите, – Чак притормозил перед поворотом. – Теперь она думает обо мне и что-то чувствует, так? Может, и нехорошее, но это уже что-то. Она уже не безразлична ко мне. Есть с чем работать. Между яростью и безразличием я всегда выберу ярость.

– А самое печальное, что до некоторой степени я с этой теорией согласен, – сказал я.

– Похоже на эпизод из “Сайнфилда”, – заметила Элисон.

– Плохой, – уточнила Линдси.

– Эй, притормози, – попросил я.

Мы проезжали поворот, где я сбил оленя. Черные следы шин сворачивали с дороги, ниже склон был изрезан колесами, трава примята – здесь BMW съехал в канаву и остановился. Кое-где валялись осколки оранжевой и бесцветной пластмассы – остатки передних фар. Ожидал ли я, что вот сейчас, как в кино, вспыхнет живое воспоминание и я встречу его мужественно, надеялся ли, что оно придет, не знаю, только ничего не произошло, и мы свернули, оставив место аварии позади.

– Банка джема, садовый шланг… – бормотал Чак задумчиво. – Жезл чирлидера.

– Врешь, – сказала юная особа над грудями, к которым обращался Чак. На ней были обтягивающие черные брюки и уж совсем тесная голубая синтетическая блузка, три нижние пуговицы которой девушка расстегнула, чтобы продемонстрировать плоский загорелый живот. Новая подружка Чака казалась очень стройной – из-за грудей, которые носила на себе.

– Говорю тебе, – уверял Чак. – Это распространено гораздо шире, чем ты, наверное, думаешь.

– А еще что?

– Огурцы, электрическая зубная щетка.

– Хватит, замолчи! – восторженно взвизгнула она.

Разговор на тему “Что мне приходилось вытаскивать из задниц пациентов в кабинете неотложной помощи” был одним из ограниченного набора заходов, которые Чак использовал, заигрывая с женщинами в барах. К беседам о заднем проходе в качестве возбуждающего средства я относился в общем скептически, однако Чак доказал действенность сего метода, и не раз.

– Я вовсе не шучу, – Чак поймал взгляд бармена и указал на две стопки, стоявшие перед ним.

Бармен наполнил их виски, Чак выпрямился, потянулся, покачиваясь на барном табурете, и таким образом ловко пододвинулся к девице чуть поближе.

– А он мастер, – признала Линдси.

Мы заняли наблюдательный пункт у стойки, через несколько табуретов от Чака, и следили за ним, закусывая обжаренными на гриле сэндвичами с бифштексом и картофельным пюре.

– Да ей не больше восемнадцати! – воскликнула Элисон.

– Ее же впустили, – я указал на вышибалу, который сидел у двери на табурете и проверял документы. – Значит, ей как минимум двадцать один.

– И Коржика из “Улицы Сезам” – куклу-наперсток, – добавил Чак и залпом выпил стопку.

– Нет!

– Боже ты мой, – простонала Элисон.

Мы сидели в пабе под названием “У Макэвоя” и, поедая местное фирменное блюдо, наблюдали, как Чак обрабатывает очередную девчонку. Зашитый деревянными панелями зал был тускло освещен, с одной стороны на невысоком подиуме располагались столики, с другой – барная стойка, маленький танцпол и стол для бильярда. Украшением стен служили портреты престарелых звезд и политиков в рамочках, с автографами, всех этих персонажей объединяло только одно: они определенно относились к категории “люди, которые никогда в жизни не окажутся в Кармелине”. Фрэнк Синатра, Эд Коч, Марлон Брандо, Джордж Буш, Мохаммед Али, Бадди Хэкет и иже с ними. Два вялых вентилятора под потолком, предназначенные вроде бы для того, чтобы разгонять густой дым, шедший от жаровен на кухне, наоборот, сбивали его в субстанцию еще более густую, которая висела над нами, создавая мутную атмосферу интимности. Поначалу мы беспокоились, не принесет ли наша дурная слава неприятностей, но посетители, казалось, были только счастливы, что в пабе появились псевдознаменитости и есть на кого пялиться. Чака это, однако, совсем не задевало. Он сунул охраннику на входе полсотни, сказал: “С камерами никого не впускай, договорились?” Тот кивнул, быстренько спрятал деньги, мы вошли. Отобедавшая публика потихоньку расходилась, но народу еще было полно, и место нам нашлось только у бара.