Апокалипсис от Владимира - Владимир Рудольфович Соловьев

— Мысль красивая, — задумался Никита, — да и артефакт знатный. Может, после такого подарка Даниил наконец определится со временем коронации царей-пророков. А то место — Иерусалим — он указал, а о дате молчит. Мне уже смежники всю плешь проели!

— Но-но, мальчишка, не зарывайся! Какие они тебе смежники — как-никак Русская Православная Церковь.

Никита хмыкнул, но спорить со мной не стал.

— Церковь, телевизионщики — все беспокоятся, — продолжил он. — Ладно, с коронацией все понятно, а потом что будет? Ведь надо и для аборигенов устроить шоу. Приедет Владимир Владимирович, и где его встречать? Где молебен торжественный устраивать? В храм Христа Спасителя он не хочет, говорит, что неуместно: еще не так давно там отпевали первого Президента Ельцина, а теперь второго — коронуют. Каково? Да и если посмотреть на состав партийных делегаций и гостей, то будет процентов на восемьдесят тот же набор. Причем в тех же костюмчиках и с теми же выражениями на лицах. — Могу понять Путина, — согласился я, — ассоциация не из приятных. Что предлагаешь?

— Да вариантов-то не особо и много. — Никита развел руками. — Стадионы отпадают после лондонской истории, площади — пошло, да и транспорт надо будет куда-то девать.

— Вот площадей не надо, — заметил я, — еще маршировать начнут, а это не первомайская демонстрация. Тут благость нужна. Предлагаю единственный выход — Воробьевы горы. Прямо перед университетом. Супер! Высоко — всю Москву видно. Представляете, хлопцы, красота-то какая: все колокола в первопрестольной звонят, купола золотые на солнце огнем горят, мужики в слезах умиления на коленях перед царем-пророком-батюшкой ползают, а он такой скромный и величественный, да осененный благодатью. А вокруг него… Надоело, — я махнул рукой, — мизансцены пусть Михалков выстраивает, по этой части он у нас царь и бог! Ты, Никита, в его честь назван, так что к нему и ступай с ЭТИМИ глупостями.

— Уже! — ответил Никита, и хитрая гримаска появилась на лице моего помощника.

— А если «уже», так нечего тут из меня дурачка строить!

— Место, Володь, ты хорошее предложил, но вот с Михалковым есть одна заминочка.

Я удивленно посмотрел на Никиту, создавалось ощущение, что он говорил с кем-то другим.

— А что ты так на меня смотришь? — продолжил он. — Надо чтобы в этот момент у него было окошко в графике. — А ты, часом, сынку, умом не тронулся? Никита отвел глаза. Ладно, поговорим напрямую с Никитой Сергеевичем. Я нажал кнопку селектора:

— Соедините меня с Михалковым, пожалуйста.

Через мгновение секретарша отзвонилась:

— Соединяю.

Я взял трубку:

— Дорогой Никита Сергеевич, рад вас слышать!

— Володенька, привет, — донеслось до меня в ответ, — ничего, что я так тебя называю, по-прежнему, как в те времена?

— Ну что вы, Никита Сергеевич! Мне приятно, вы же знаете, как я к вам отношусь!

Бархатный, обволакивающий голос великого Барина зазвучал с некой скрытой болью:

— Уже и не знаю, дружок! Раньше-то мы хоть встречались. Помнишь, как мы в твоих передачах снимались? А сколько вместе ездили: и на Олимпиаду, и в Нижний. А в последнее время ты совсем исчез, стал недоступен…

— Ну, право, Никита Сергеевич, разве я…

— Конечно, мне грех жаловаться — твои мальчики очень помогают. Очень. И ты, конечно, прав — в том, что ты делаешь, я как никто понимаю, насколько тебе тяжело.

— Спасибо, Никита Сергеевич.

— Без твоей помощи я бы не осилил экранизацию Библии! Мечта сбывается — и Ветхий, и Новый Завет! Работа КИПИТ. — Простите, что обращаюсь к вам с просьбой, — перебил я Михалкова, понимая, что этот поток любезностей нескончаем. — Понимаю, что график ваш более чем плотно занят, практически монолитен, но у нас возникла необходимость в режиссировании, если этот термин можно использовать для церемонии встречи царя-пророка народом. Думаем использовать для этого Воробьевы горы, но если вы заняты, то мы… — Прекрати немедленно, дорогуша вы мой! Кто занят, чем занят? Да это счастье и честь — дожить до такого события! А кто будет работать с самой коронацией в Иерусалиме? — Голос Никиты Сергеевича зазвучал твердо. Я почувствовал, как он внутренне собрался, будто гончая, взявшая след.

— Не могу знать, — ответил я, — решение зависит только от Даниила.

— Володенька, не скромничай! Я же чувствовал руку мастера, когда смотрел трансляцию в Лондоне. Конечно, все зависит только от тебя!

— Дорогой Никита Сергеевич, вы переоцениваете мои скромные возможности, но я сделаю все от меня зависящее…

— Все, молчу, мне больше ничего и не надо. Дорогой ты мой человек, можешь полностью и во всем, ты понимаешь, о чем я говорю? Во всем на меня рассчитывать!

— Спасибо вам большое! До встречи.

Я положил трубку и, улыбаясь, посмотрел на Никиту:

— Ничего, что я не передал ему привет от тебя? Сколько ты еще будешь переживать, а? Да ты только заикнись любому из гениев о таком предложении, он сразу все бросит! Это же шанс на вечное спасение, дурында, а эти мальчики нагрешили — мама не горюй! Хотя и не мне их упрекать. Великие они! Могу с тобой поспорить, что через пять минут вся Москва будет знать о том, что выбор мой пал на Никиту, и вам начнут звонить и пытаться поинтриговать в пользу недооцененных гениев. Замажем? На щелбаны?

Никита не успел ответить, так как его телефон завибрировал. Он посмотрел на экран, густо покраснел и нажал на отбой.

— Что с тобой спорить? — насупился он. — Ты и так все знаешь. А вот кто звонил, я говорить не буду.

— Да я и так знаю! — усмехнулся я. — Ты подожди, скоро человек десять позвонит. Кто поумнее, тот не сам — попросят твоих дружков. Подожди только. О, вот и до меня добрались!

Я поднял телефон и нарочито громко ответил:

— Да, дорогой Леонид! Конечно, знаю, по какому поводу, и очень рад вас слышать. Заранее, чтобы удержать вас от попадания в неловкую ситуацию, хочу сказать, что очень ценю вас как актера и ваше мнение в этом вопросе. Конечно, вы разбираетесь в режиссерах, но вопрос этот не в моей компетенции. Угу, должно быть, Путин может повлиять. Рад был вас слышать.

— Это был Ярмольник? — осторожно спросил Никита.

— Да, — ответил я, — и он прав, но это не играет никакой роли. Раз решение принято, даже если оно ошибочно, все равно оно должно неукоснительно выполняться, иначе власть престанут уважать. Останавливаться можно лишь для произведения впечатления милосердного правителя. Все — лирическая часть завершена! Теперь в погоню за копьем Лонгина. Ребята, приготовьтесь ко всяким неожиданностям, вылет через час. Табриз, обеспечь борт и проезд. И никаких торжественных встреч, не то погибнем в армянском застолье.

Мальчишки вышли. Илья и Табриз так и не проронили ни слова, да и беседа с Никитой была лишней — просто захотелось покуражиться напоследок. Опять сжалось сердце. Дурные предчувствия не покидают меня с тех пор, как я впервые подумал о копье.