Жестокие игры - Мэгги Стивотер

Но когда я возвращаюсь домой, то вижу сияющее, радостное лицо Финна. А за его спиной в кухне — Паффин, амбарная кошка. У нее откушен хвост, и она полна негодования и жалости к самой себе, но жива-живехонька.

Этот остров — местечко коварное и полное тайн. И я не знаю, что он готовит для меня.

Шон

Этим вечером, когда постепенно угасает последний свет, я делаю то, что обычно делал мой отец, и отправляюсь через поля на тот пляж, который смотрит на запад. И пока солнце бросает последние низкие, красные лучи на волны, я вхожу в воду. Вода еще стоит высоко, она коричневая и темная после шторма, поэтому если в ней и есть что-то, мне этого не узнать. Но в том-то и суть, чтобы не знать. Отдаться на милость возможного. В конце концов, не океан ведь убил моего отца.

Вода настолько холодная, что ноги у меня немеют почти мгновенно. Я опускаю руки вдоль тела и закрываю глаза. Я прислушиваюсь к тому, как вода бьется о воду. К резким крикам крачек и кайр в скалах на берегу, к пронзительным, хриплым вопросам чаек над моей головой. Я ощущаю запах водорослей и рыбы и сумрачный запах птиц, гнездящихся на берегу. Соль покрывает мои губы, хрустит на ресницах. Я чувствую холодное давление на тело. Песок движется под ногами, засасывая их. Но сам я совершенно неподвижен. Сквозь веки краснеет солнце. Океану не сдвинуть меня с места, холоду не одолеть меня. Все вокруг точно такое же, каким было пятьсот лет назад, когда жрецы острова Тисби вот так же стояли в холодном темном море, полностью вручая себя острову.

Я добиваюсь того, чтобы внутри меня воцарилась такая же неподвижность, как снаружи. Мне больше не мешает чайка, кружащая прямо надо мной. Заботит меня лишь то, как бы пережить вот это самое мгновение, а потом следующее…

Я трижды шепотом обращаюсь к морю. В первый раз прошу, чтобы Корр стал смиренным и кротким, чтобы у них не было причин использовать колокольчики и магию, к которым он относится с таким презрением.

Но потом я дважды прошу о том, чтобы Корр вел себя похуже, — и тогда им придется умолять меня вернуться.

Пак

На острове творится сумасшествие.

Поскольку накануне вечером я скакала на Дав от самого Хастуэя, то утром даю ей отдохнуть и велю съесть побольше дорогого сена. И еще добавляю немножко зерна — совсем чуть-чуть, потому что от избытка она просто заболеет, — а сама отправляюсь наблюдать за тренировкой и делать свои заметки. У меня нет больше ноябрьских пирожных, а дома печь не из чего, так что мне придется удовольствоваться горстью залежалого печенья.

Мне не требуется много времени для того, чтобы понять: Тисби полностью изменился теперь, когда начало фестивалю уже положено, а шторм закончился. Если не обращать внимания на разбросанную кругом дранку и сломанные ветки, все выглядит так, будто ветром на остров нанесло множество людей и палаток. Вся та часть дороги от Скармаута, где не торчат камни, окружена навесами и лотками всех возможных видов. Там, где я недавно помогала Дори-Мод установить ее палатку, теперь этих палаток целый город, и он населен местными, которые пытаются соблазнить туристов своим товаром. Кое-где я замечаю торговцев, которых уже видела, когда мы с Брайаном Кэрролом пробирались сквозь праздничную толпу. Но много и незнакомых лиц; в палатках и на лотках продаются разные вещицы, раскрашенные в цвета наездников, кое-как намалеванные портреты фаворитов, подушки, чтобы наблюдать за бегами, сидя на утесах, и не подмочить при этом задницу.

Меня вдруг охватывает тревожное ощущение, что бега вот-вот начнутся. Я внезапно по-настоящему осознаю, что осталось всего несколько дней до того, как мне предстоит отвести Дав на песчаный берег, и я чувствую себя совершенно не готовой к этому. Я ничего не знаю о бегах. Вообще ничего.

Меня отвлекает от моих страхов Джозеф Берингер, который выпрыгивает откуда-то сзади и приплясывает вокруг меня, распевая глупую и немножко непристойную песенку о моих шансах и о моих юбках.

— Да я вообще юбки не ношу! — огрызаюсь я.

Особенно в моих снах, — откликается он.

Я думала почему-то, что моя заявка на участие в Скорпионьих бегах вызовет некоторое уважение ко мне, — но, как то ни удивительно, ничего не меняется.

Я не обращаю внимания на Джозефа, и это мне немножко помогает, хотя бы потому, что происходящее знакомо и понятно, и пробираюсь сквозь толпу к палатке Дори-Мод, стараясь, как и Джозеф, не наступать в лужи. Я слышу шум с пляжа, он доносится даже сквозь гомон толпы, суетящейся в торговом ряду. Но чем-то этот шум отличается от обычного шума тренировки, и я не уверена, только ли в том дело, что на песчаном берегу собрались сейчас все сразу, а бега уже совсем близко.

— Пак!

Дори-Мод замечает меня раньше, чем я замечаю ее. Она одета по-праздничному, на ней традиционный шарф и резиновые сапожки — сочетание, которое одновременно выглядит и нелепым, и, к несчастью, весьма характерным для Тисби.

— Пак! — снова окликает она меня, на этот раз встряхивая бечевку с ноябрьскими колокольчиками, и этот ее жест привлекает внимание по меньшей мере двух туристов рядом со мной.

Дори-Мод аккуратно кладет колокольчики обратно на стол перед собой так, чтобы виден был ценник.

— Привет, — говорю я.

Со стороны пляжа слышен громкий крик, и меня он почему-то очень тревожит.

— А где твоя лошадка? — спрашивает Дори-Мод. — Или ты собираешься тренироваться там без нее?

— Я вчера вечером проскакала на ней от самого Хаетуэя. Так что у нее перерыв, а я собираюсь понаблюдать за тренировкой с утеса.

Дори-Мод молча окидывает меня взглядом.

— Это стратегия, — говорю я. — Я разрабатываю стратегию. Бега — это не только умение скакать на лошади, знаешь ли.

— Я ничего об этом не знаю, — отвечает Дори-Мод. — Кроме того, что лошадь Яна Прайвита, похоже, выглядит очень перспективной, если это та же самая, что была у него в прошлом году.

Я вспоминаю, что Элизабет как-то рассказывала: Дори-Мод ставит на лошадей. По словам мамы, все пороки выглядят пороками только тогда, когда смотришь на них с точки зрения общественных приличий. А порок Дори-Мод может быть для меня полезным.

— А что еще ты знаешь?

Дори-Мод протягивает руку, чтобы понадежнее закрепить хлопающий край полотна своей палатки, и говорит:

— Я знаю только, что расскажу тебе больше, если ты придешь сюда после своих наблюдений и часок присмотришь за палаткой, пока я буду обедать.

Я мрачно таращусь на нее. Это снова не то, что может быть полезным для меня как наездницы.

— Я подумаю. А что там за шум на берегу, не знаешь?

Дори-Мод завистливо поглядывает на дорогу, ведущую к пляжу.

— Ох, это все Шон Кендрик.