Цеховик. Отрицание - Дмитрий Ромов

пояса. Я продираюсь через кусты и оказываюсь на обочине дороги.

В этот же самый момент из-за поворота появляется сноп света. Я машу руками и передо мной тормозит грузовик.

— Фу-у-у, — тяжело выдыхаю я, забираясь в кабину. — Анжела, думал уже не успею тебя догнать.

— Не уехал что ли? — спрашивает она.

Не уехал.

Прежде, чем подняться домой, я захожу в телефонную будку на углу дома, бросаю в прорезь двушку и набираю номер табачного капитана. Уже вечер, на улице оживлённо. Прохожие спешат домой, толпятся на остановке, несут покупки.

— Добрейший вечерочек, товарищ капитан, — говорю я. — Несовершеннолетний агент Брагин на связи. Докладываю обстановку.

— Брагин, ты меня не зли, понял? — отвечает он.

Ага, понял. Я рассказываю ему, что установил регулярный контакт, но пока не вхожу в круг доверенных лиц. Доверие мне только предстоит завоевать. Вот если бы его втянуть в какое-то дело, заманить, тогда результаты можно было бы получить скорее. Но это должен придумать капитан, а не я.

— Запомни, Брагин, — говорит мой куратор, — часики тикают. Тик-так. Тик-так. Даю тебе две недели на всё про всё. А потом будет очень плохо. Очень.

Капитан недоволен, он опять мне грозит всеми жуткими карами, но, на самом деле, думаю, он делает это только для того, чтобы не ослаблять леску, на которой я как бы трепыхаюсь. Потому что, с чего бы ему быть недовольным? Агент внедряется нормально, дело двигается, надейся и жди, как говорится.

Надейся и жди.

Я захожу домой и замечаю, что родители оживлены больше обычног. Ну что же, это просто прекрасно. Ещё одно подтверждение того, что всё, что ни делается, всё к лучшему. Это я про Таню и её благотворное влияние, если что.

Будто услышав мои мысли она звонит. Я беру телефон и утаскиваю на кухню. Поправляю длинный провод и прикрываю дверь.

— Егор, я теперь для тебя что хочешь сделаю, — с жаром говорит она.

— Благодарность — это замечательное качество, — смеюсь я, — но гораздо лучше, когда желание сделать для близкого всё что угодно является постоянной естественной потребностью.

— Ты это о чём вообще? Ты недоволен что ли? Отказываешься?

— Что ты, что ты! Когда я от такого отказывался?

— От какого ещё такого? — спрашивает Таня с подозрением в голосе.

— Ну вот от такого, всего что угодно, как ты сказала.

— Ну и жук же ты, Егорушка, — говорит она со смехом. — Приходи завтра ко мне на новоселье. Я выходная по графику.

— А кто ещё будет? Докторишку своего не позовёшь, надеюсь?

— Да… Да ну тебя, Брагин! Вечно ляпнешь чего-нибудь! Никого больше не будет. Только ты и я.

— Звучит прекрасно. Только я пораньше приду, сразу после школы, ладно? А то видела, мама у меня строгая.

— Привет ей передай и мою благодарность.

Спать я ложусь, доказывая себе, что я в хорошем настроении. Во-первых, я возвращаюсь на диван. Кажется невероятным, но это правда. Процессы сближения у родителей, оказывается, идут значительно быстрее, чем я ожидал. И это прекрасно. Да здравствует полноценная семья. Надеюсь они будут заняты по большей части друг другом, а не сконцентрируют совместные усилия на моём воспитании.

Во-вторых, завтра пойду к Тане в её собственную отдельную «квартирку» в общаге. Ну разве же это не чудесная новость для истомлённого воздержанием юноши? Про Лиду моя память услужливо не напоминает.

А в-третьих, я поймал змею за хвост и теперь обязательно её вытащу. Изворотливую, хитрую, вороватую и ядовитую змею. Мент, он ведь как хирург. Он делает больно, ради того, чтобы спасти весь организм. А ради этого можно пожертвовать даже чем-то очень дорогим и родным, как батя селезёнкой. Только вот почему я постоянно возвращаюсь к этому и пытаюсь себя убеждать снова и снова? И почему всё чаще чувствую себя Павликом Морозовым? Тьфу. Надо спать!

Я начинаю проваливаться в сон и вдруг вижу Высоцкого. Но нет, это не он, это Глеб… Точно, это Глеб Жеглов!

— А может быть змея — это ты сам? — жёстко спрашивает он. — Может быть, ты и есть уроборос, пожирающий себя? Одной рукой творишь зло, а другой сам себя караешь?

— Стоп-стоп-стоп! — возражаю я. — Давай только без этого пафоса.

— Ладно, — хрипит он. — Давай начнём с другого конца. Вот лично тебе где больше нравится в «несвободном» совке или в «новой жизни», той, что пришла ему на смену?

— Да тут даже спрашивать смешно. Здесь, конечно. Знаешь, сколько людей хотели бы оказаться на моём месте?

— А что лично ты, мент, — он бьёт пальцем меня в грудь, — сделал, чтобы его сохранить?

— А что я могу, школьник с кучей проблем? Я ещё адаптироваться даже не успел…

— Не ври себе! Сотни миллиардов народных денег текут мимо казны, ускоряя падение. А ты что делаешь? Собираешься на ставках зарабатывать? Тьфу. Не забудь, вор должен сидеть в тюрьме! Помнишь?

— Это другое! — возмущаюсь я. — Нет, это правда совсем другое, я могу объяснить. К тому же ненадолго. Я их всё равно сдам табачному капитану.

— Делай, что должен, Брагин! И не марай руки! И не ной, кстати.

Сказав это, он поворачивается и идёт прочь.

— Глеб! — кричу я ему вслед. — А если они мне, как семья?! Не Каха, конечно, а…

Он останавливается и пристально смотрит на меня.

— Не бывает чёрного и белого. Даже в самом отъявленном злодее может быть что-то доброе и светлое. И наоборот. Думай, Брагин. Сам думай.

Затем наступает тьма без сновидений.

После школы я собираюсь к Тане. Тётя Люба дала мне сегодня выходной, поэтому сегодня я совершенно свободен.

— Идёшь домой? — спрашивает Рыбкина.

— Нет, Наташ. У меня дела есть, а потом работа, ты же знаешь.

Нет, как это называется вообще?! У нас ведь с ней ничего нет, кроме детского поцелуя в бэкграунде и её фантазий на тему влюблённости. Ничего нет, а я уже вынужден врать и выкручиваться. А если бы мы когда-нибудь поженились? Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Во что бы превратилась моя жизнь?

— Понятно, — говорит она. — Опять с Бондаре…

— Наташа, не начинай, — обрываю её я. — Не начинай, пожалуйста всё сначала, ладно?

Она вздыхает и идёт в раздевалку. А я мчусь на рынок и покупаю пять белых гвоздик. Блин, гвоздики я не люблю, слишком уж они строгие. Советский официоз. Но ничего другого не оказывается.

После рынка сажусь на троллейбус и доезжаю до «Лакомки» на Советском. Покупаю торт. Честно говоря, даже не знаю, сладкоежка она или нет. Беру ещё конфет местной кондитерской фабрики и, вооружённый этими атрибутами нетерпеливого любовника лечу к своей милой.

Она меня