Лазурные берега - Сара Ларк

Деирдре снова показалось, что она чувствует бессильную злость Джефа. И как только ее муж мог обращаться с этим внушительным, гордым пиратом как с глупым мальчиком? Ей очень хотелось сказать чернокожему что-нибудь утешительное, однако она все же предпочла промолчать.

Когда Виктор проводил Джефа наружу, Деирдре присела на край кровати Бонни.

Ей показалось, что у нее остановилось сердце, когда Цезарь, стоя в двери, обернулся к ней.

— Спокойной ночи и большое спасибо, леди, — сказал он и улыбнулся.

Сердце Деирдре неистово билось, когда звук его голоса затих. Какой вежливый пират…

Глава 9

— Благородный дикарь?

Виктор рассмеялся, когда Деирдре вскоре после этого заговорила с ним о странном визитере и отметила его изысканную манеру выражаться, а также приятное обхождение. Виктор сопроводил его на конюшню, а затем закрыл все двери в доме на замок и стал готовить лекарство для Бонни. Его жена все еще сидела у ее кровати. Раненая была очень измучена и крепко спала, однако ее тело горело из-за высокой температуры. Бонни даже не проснулась, когда Виктор влил ей в рот отвар.

— Не выставляй себя на посмешище, Деирдре. Я признаю´, что молодой человек получил некоторое образование, но тем не менее не думаю, что он посещал что-то вроде пиратской академии. Скорее всего, он происходит из хорошего дома, возможно, был домашним рабом. А затем сбежал, потому что там его ум был без пользы. Может быть, он сделал это вместе с этой малышкой. Хотя, кажется, между ними ничего нет. Он смотрел на нее не так, как смотрят на любовницу…

Деирдре не знала почему, но теперь она поглядывала на Бонни с бóльшей благожелательностью. Во сне юная девушка казалась совсем ребенком, черты ее лица смягчились. Но это была не та зрелость, которую такой мужчина, как Цезарь, мог желать от своей любовницы. Тут Виктор, конечно, прав.

— Может быть, у них были причины для бегства, — подумала вслух Деирдре.

Виктор пожал плечами:

— Может быть и так, но тем не менее это их не оправдывает. Они берут на абордаж безобидные торговые корабли, экипаж либо убивают, либо превращают в рабов, а товары забирают себе. Пиратство, может быть, и выглядит романтично, Деирдре, однако на самом деле это ничто иное, как грабеж и убийство. Так что не воображай себе бог знает что по поводу этого молодого человека. Он франт и профессиональный преступник, не более того…

Деирдре надула губы.

— А девушка? — спросил она.

— О девушке мы узнáем больше, когда она проснется, — сказал Виктор. — Если только проснется… А сейчас ты снова можешь идти в постель, Деирдре, и еще немного поспать. Я останусь здесь. Малышке нужно каждый час давать это снадобье, и мне уже нет смысла снова ложиться в кровать. Да и все равно скоро наступит утро…

Виктор вздохнул, пододвинул кресло поближе к кровати Бонни и уселся в него поудобнее.

Деирдре заставила себя поцеловать мужа, прежде чем выйти из комнаты. И прикусила губу, когда поняла, что при этом вспомнила о большом негре, который спал в стойле, совсем недалеко отсюда… Деирдре строго-настрого запретила себе даже думать о нем, когда наконец снова уютно устроилась в своей постели. Какое ей дело до этого мужчины? Как она вообще могла думать о каком-то негре, возможно, о беглом рабе? Вероятно, она устала. На следующее утро этот Цезарь снова будет для нее просто большим чернокожим человеком. Как Ленни или Джоли.

И как все остальные.

Джеф, который находился в паре ярдов от дома и как раз неохотно завернулся в вонючую лошадиную попону, тоже чувствовал себя не менее взволнованным. Как ему забыть о встрече, которая произошла этой ночью? Этот нахальный доктор, который тем не менее очень хорошо знал свое ремесло, и прекрасная женщина рядом с ним… Что-то в этой… белой… в этой белой женщине тронуло его. Прежде Джеф не волновался так при виде существа женского пола. Ее лицо, странные зеленые глаза, волосы, которые были не гладкими, но и не курчавыми, а спускались по плечам тысячей маленьких колечек. И вообще, ее плечи, такие круглые, но такие узкие… И этот жест, когда она запахивала пеньюар — именно тогда, когда он представлял себе ее обнаженное тело. И как она тем самым подчеркнула свои женские округлости — грудь и бедра, — ведь шелковый пеньюар позволял угадывать под ним ее формы. Как назвал ее муж? Деирдре? Необычное имя. Африканское? Глупости, с чего ему в голову взбрела эта идея? Деирдре — это… ирландское имя, да, ирландское. Джеф когда-то читал какую-то сказку. Так звали девушку из сказки… И это хорошо, что он принес Бонни именно сюда…

Джефу стало немного стыдно, потому что он впервые вспомнил о Бонни за последние несколько часов. Но зато она сейчас находилась в надежных руках. А ему надо поспать… Может быть, завтра он снова сможет ясно мыслить и увидит эту Деирдре такой, какая она есть на самом деле: белая женщина и уже поэтому совершенно не представляющая для него никакого интереса. Белые женщины никогда не возбуждали Джефа, хотя бы потому, что постоянно существовала опасность унижения. В конце концов, они обычно обращались с ним как с куском дерьма или, в лучшем случае, как с домашним животным. Хотя Деирдре, казалось, была не такой… Она разговаривала с ним любезно, она… Нет, Джеф запретил себе думать об этом. Он сошел с ума — или просто устал. На следующее утро, при свете дня, Деирдре снова станет одной из этих противных белых баб, которые не удостаивают ниггера своим вниманием.

Миссис. Как и все остальные.

На следующее утро Джеф сначала натолкнулся на Амали, которая при виде здоровенного негра, спящего в конюшне, испугалась до смерти. Как и каждое утро, она с неохотой пришла сюда, чтобы покормить животных — собственно говоря, это было обязанностью Ленни, которую она взяла на себя несколько месяцев назад. Виктор, правда, время от времени заводил речь о том, чтобы купить мальчика-слугу на конюшню или взять конюха с плантации своего отца, но постоянно забывал об этом. В Новом Бриссаке, по всей видимости, был другой предмет для размышлений и обсуждений. Во время последнего визита Виктора опять вызывали по поводу отравления — к счастью, это была ложная тревога. В последнее время семьи плантаторов впадали в истерику, если у них случалось хотя бы малейшее расстройство желудка.

Виктор проявлял по этому поводу определенное понимание — Макандаль и его заговорщики продолжали убивать во всех частях колонии, и никто не знал, кого в следующий раз постигнет такая участь. Но как врачу ему это действовало на нервы. В последние выходные дни он два часа скакал на сумасшедшей скорости, чтобы потом стоять у кровати ребенка, состояние которого после трех чашек ромашкового чая существенно улучшилось. У Виктора постепенно появилось подозрение, что количество жалоб на испорченный желудок увеличивалось, когда люди знали, что врач находится где-то поблизости. Они, конечно же, делали это неосознанно, и когда начинали чувствовать себя чуть-чуть уверенней, тревоги отступали. Как бы там ни было, у Виктора пропало желание посещать своих родителей, и он ездил в Новый Бриссак дважды в месяц — лишь потому, что этого хотела Деирдре. При этом врач все время забывал о том, что им нужен мальчик-конюх, а Амали была слишком робкой, чтобы напоминать ему об этом. В конце концов, повариха постоянно упрекала ее в том, что она слишком сильно заботится о своем ребенке и слишком мало думает о работе.