Crysis. Легион - Питер Уоттс

Но я уже в канализации.

За спиной – вопли и скрежет зубовный, жукоголовые вопят отчаянно, голоса несутся по эфиру и свободно проникают в мою канализационную трубу. Бедняги и не подозревают, что я прослушиваю все их частоты.

– Мать его, он невидимым сделался!

– Да нет, он удрал!

– Вон, слив поломан, в канализацию полез! Предупредите «Шафранового-десять»!

– Жестянка удрала! Жестянка в «Призме»!

– Вытащите его из канализации! Прикончите его!

А, это начальничек объявился, Локхарт командует. Харгрив посылает указатель, и на следующей развилке ползу налево.

– Мне что, самому все делать надо? – вопит эфир. – Вы же элитные солдаты! У вас же сна-ря-же-ни-е!

Это Локхарт писает кипятком. А я вижу перед собой свет, серый, тусклый, холодный.

– Хоть кто-нибудь наберется храбрости прибить жестянку? Да вы солдаты или крысы?

Я уже близ выходной решетки. За ней лениво плещет Ист-ривер, с водоворотиками и небольшими завихрениями от бетонного дока выше по течению.

– Да это ж всего один-единственный человек, один! Да за что я вам всем плачу?

Таким я Локхарта никогда еще не слышал. Нервишки сдают, а, мистер коммандер?

И ведь понимает: за ним иду, – ох как понимает. Замечает меня на пирсе, вызывает новый вертолет – и тот валится в пролив, окутанный огнем и дымом. Локхартовские камеры засекают меня на крыше, и он вызывает наемников, но вскоре ему уже некого вызывать. Локхарт видит меня протискивающимся под землей, будто страшилище из детских сказок, пока я не разбиваю вдребезги линзы его камеры. Он видит меня у ворот, видит крадущимся через склады и понимает: теперь я позволяю ему видеть меня, хочу, чтоб он меня видел, – я все ближе, а ему остается все меньше места, ему некуда больше бежать. Я – загонщик, а он теперь – дичь.

Но бежать он не намерен, собирает всех оставшихся, скребет по сусекам: и пешек, и ферзей, и «шафрановых», и «коричневых». Он воет в пустеющий, шипящий эфир. Зовет всех, вплоть до траханого сынка непорочной Господней Девки, но в конце концов на призывы его откликаюсь лишь я, Алькатрас непобедимый, карабкающийся по лестницам к жалкому и хлипкому командному центру Локхарта под ливнем с неба и градом пуль, под аккомпанемент грома и молний.

Слушай, задрот, я у дверей. Я стучу – и двери летят с петель.

Локхарт не сдался, он стреляет, прижав к брюху гауссову волыну. Орет: «Давай, давай, посмотрим, какого цвета у тебя кишки!»

Глупая шутка. Мои внутренности и наружности теперь одного цвета, все в гексагональной решетке, пронизанной волокнами и трубами, все цвета стали. Я почти и не чувствую локхартовских попаданий.

– Сдохни, жестянка!

Ага, как же. Я даже стрелять не хочу. Хватаю его за глотку, поднимаю и стискиваю. Сперва думаю: это он умудряется так хрипеть, будто кашляет сухо, дергаясь, но затем понимаю: это Харгрив, невидимый и вездесущий.

Харгрив смеется.

Я вышвыриваю Локхарта из окна. Он описывает дугу в два этажа, пролетает над колючей проволокой, шлепается лицом вниз на гравийную дорожку метрах в десяти от стены.

– Отличная работа, сынок. – Харгрив по-отечески гладит меня по головке.

Локхарт же шевелится на гравии, ползет, волочит дюйм за дюймом искалеченное тело сквозь дождь.

– А теперь пора внутрь.

Я стою с пушкой в руках.

– Открываю вход в «Призму» прямо сейчас, поторопись! Иди к входу!

Я хочу выстрелить Локхарту в спину, но колеблюсь. И не понимаю, отчего хочу и отчего колеблюсь, я сам не знаю, какая часть меня этого хочет. Да наплевать! Целюсь и луплю до тех пор, пока магазин не пустеет. Тогда отшвыриваю «грендель» и подхватываю гауссову винтовку.

Пока двигаюсь по двору, держу ее наготове, но никто мешать мне не пытается. Столько всего сложилось, чтобы приблизить этот момент, столько людей старалось. Позади Бэттери-парк, и Пророк, и Натан Голд, и чертово цунами, и вся возня вокруг Н-2. Едва выбравшись на берег, меня несло и крутило, мной вертели, я лез, исполнял, и вот – конец всему!

Впереди – бесформенная куча многоэтажек, под дождем они похожи на россыпь детских кубиков. Харгрив ожидает меня в самом высоком. Там – ответы на все вопросы. Там конец Дороги из Желтого Кирпича. Там Человек за Занавеской. Там победа над цефами. А может, если очень повезет, там и мое воскресение из мертвых. Там все будет хорошо.

Дверь открыта. Из нее льется теплый, добрый, приглашающий свет.

Я захожу.

В моей голове будто взрывается граната. Электричество плещет в мои кости, зудит и визжит. Я не ощущаю кожи – нет, не ощущаю комбинезона. Мы – я и комбинезон – теперь бесчувственны. Мы не можем двигаться.

– Атака электромагнитным импульсом, – говорит некая часть меня, не разберу уж какая. – Отключение системы.

– Да-с, – доносится голос Харгрива с другой стороны Вселенной. – Идеально. Благодарю вас, мисс Стрикланд.

Я ослеп. В глазах – мутная рябь, дикие всплески цвета. На экране мельтешение пикселей и полный хаос.

– Пожалуйста, проверьте параметры его жизнедеятельности, а затем препроводите в лабораторию. Следует освободить комбинезон как можно скорее.

Свет перед глазами гаснет – я вижу, как пол несется мне навстречу, будто пинок в лицо.

Что снаружи – не разобрать. В голове мешанина символов, FRDAY_WV, и FLXBL DPED-CRMC EPDRMS, и LMU/894411. Прямо на мозгах GPS чертит идиотские схемы, цифровой Манхэттен качается и корчится перед глазами, как настольная модель под качелями восьмилетнего пацана. Фальшивый Пророк зловеще читает пророчества Судного дня, речи его полны страшных «критических отказов» и «дезинтеграции лимбической системы». В конце концов вместо схем появляется нечто вроде электроэнцефалограммы, и речь фальшивого Пророка звучит как-то осмысленнее: видимо, переключаемся в базовый безопасный режим, главная цель – поддержание жизненных функций. Задействованы «протоколы глубинного уровня». Система начала перегруппировываться, стараясь выжить.

Ну и отлично. Перегруппируй-ка все подальше от меня, то-то будет здорово.

Слышу шаги по голым шлакоблокам – акустика хреновая. Над головой размытые, расплывчатые полосы яркого света. Закрыть глаза не получается, поэтому усилием воли фокусируюсь: флюоресцентные лампы. Эффект импульса уже проходит, но двинуться не могу – я прищелкнут к тележке на колесиках.

Подымаю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как въезжаю через двустворчатую качающуюся дверь в просторный серый зал со стенами, облицованными керамической плиткой. Из пола торчат машинные блоки, гудящие и урчащие. Место это напоминает котельную или канализационно-насосную станцию, типичное унылое, грязное, скучное место, насквозь проткнутое ворохом труб и стоков – безрадостный подвальный аппендикс обычной офисной башни.