Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик

Парк-стрит, где подавали кофе и русские пирожки, а в магазине Zorin’s на Виктория-стрит в Дарлингхерсте можно было купить колбасу, икру, селедку, квашеную капусту, соленые огурцы и черный хлеб. Была и водка, точнее, два вида водки, «Сабиновка» и «Собиновка», которые делали два завода-конкурента. «И вся российская эмиграция разделилась еще на две партии. Одни пили только „Сабиновку“, а другие – „Собиновку“», – вспоминал Доманский (впрочем, это больше похоже на выдумку)[556].

Семья Николаюков приехала поздно, потому что задержалась в Марокко; кроме того, они не участвовали в программе массового переселения IRO, а прибыли в индивидуальном порядке, найдя себе поручителей. Те, кто приезжал в Австралию раньше, под эгидой IRO, проводили первые годы или на обязательных работах, или в мигрантских лагерях, а потом часто снимали комнаты в пансионах где-нибудь на рабочих окраинах Сиднея, вроде Редферна или Фицроя. Сигизмунд Дичбалис, устроившийся теперь на завод «Данлоп», производивший шины, жил вместе с женой в съемной комнате в подвальном помещении. Николай Харьков вместе с женой и тещей ютились в съемной квартире над мастерской в Редферне, на Риджент-стрит, 126. В воспоминаниях Джой Дамузи, которая росла в Фицрое в греческой семье, иммигрировавшей в послевоенную пору, живо передана тогдашняя атмосфера: «…убогие, обветшалые пансионы, пьянчуги на улицах, вековые викторианские дома, отчаянно нуждавшиеся в свете и ремонте»[557]. Это были трущобные районы старого Мельбурна, с «рядами жилых домов под боком у заводов с вредным производством», приговоренные к сносу незадолго до войны, но потом за неимением средств на реконструкцию так и стоявшие годами. Дома, что побольше, «пришедшие в запустение, были поделены фанерными или джутовыми перегородками на комнатушки для пересдачи внаем»; в большинстве не было кухонь, в трети домов не было уборных, а в четверти – газа или электричества[558].

Многие русские вынуждены были жить в страшной тесноте. Гэри Нэш и его родня – мать, отчим и мать отчима – приехали с Тубабао как мигранты, нашедшие поручителей, и поначалу разместились в двух комнатах в ветхом домишке за городской чертой Сиднея, где находилась птицеферма пригласившего их поручителя, а позже снимали три комнаты в доме, принадлежавшем одному русскому, ближе к городу. Но вскоре после того, как они перебрались в эти три комнаты, к ним из Китая приехали другие родственники (супружеская пара с сыном одиннадцати лет). Большая семья Галины Кучиной из шести человек, считая маленького ребенка, ютилась в маленьком доме в Кобурге, да еще вместе с хозяйкой, у которой был трудный характер[559].

Некоторые снимали жилье вскладчину и обустраивали более или менее коммунальный быт. Юрий Иванов и еще несколько новоприбывших молодых ди-пи, в большинстве уроженцев СССР, сняли в Перте дом с общей ванной и кухней, так что в каждой комнате разместилось по семье. Пожалуй, это походило на типичную советскую коммуналку, только здесь, в Перте, бывший офицер Русского корпуса выписывал антикоммунистический журнал «Посев», выпускавшийся НТС. Другая группа русских – три семьи и двое холостяков, все пламенные антикоммунисты, – снимали вместе дом в Мельбурне, в районе Миддл-парк, и иронично называли его «колхозом»[560].

На Тубабао будущие иммигранты соблазнялись известиями о том, что переселенцы, попавшие в Австралию раньше, уже через два года обзавелись собственными домами. Эти заманчивые обещания оказались на удивление правдивыми: земля на городских окраинах стоила довольно дешево. Но было и одно «но»: дом часто предстояло строить своими руками. Послевоенный жилищный кризис был настолько суровым, что многие старые австралийцы годами ждали, когда же у строителей освободятся руки и очередь дойдет до них. Некоторым из иммигрантов, вознамерившихся справиться с этой задачей своими силами, приходилось самим доставлять стройматериалы к себе на участки – обычно на велосипеде. Кое-кто (как, например, муж Галины Кучиной) уже научился водить и купил автофургон[561]. Лоренц Селенич в начале 1950-х купил большой участок земли в Джилонге и построил дом, наняв в помощники строителя, своего бывшего соседа по квартире; Глеб Гинч несколько лет копил деньги на участок земли в Резервуаре (под Мельбурном), а потом построил на нем дом из фибролита, почти целиком собственноручно. Латыши Андрис и Анна Бичевскис сумели накопить 250 фунтов, пока работали в лагере Скайвил, купили землю в Панании к юго-западу от Сиднея и построили дом из фибролита. Вселившись в свой «замок» в марте 1952 года, они ощутили «неописуемую радость»: к тому моменту они прожили в Австралии меньше трех лет, а до этого восемь лет скитались по разным лагерям для беженцев.

Иван Николаюк, привыкший за долгие беспокойные годы ждать только новых потрясений, поначалу отнесся скептически к самой идее стать домовладельцем. «Из-за горького опыта наших отцов мы тоже не чувствовали большого желания приобретать недвижимость, – писал он друзьям в Америку. – Но здесь это очень модно и даже необходимо экономически. Квартиры страшно дорогие, а дома стоят относительно дешево». Через два года – и через четыре года после приезда – он уже сообщил, что строительство его собственного дома завершено[562].

Работа

В первые годы после истечения срока обязательных рабочих контрактов уделом очень многих бывших ди-пи, и мужчин, и женщин, стала работа на фабриках. Для многих это был огромный регресс в жизни. Генерал Михаил Георгиевич, в конце 1950-х вышедший на пенсию после десяти лет неквалифицированного труда в Австралии, был некогда героем войны и в межвоенные годы служил в военном министерстве в Сербии[563]. Другие же не видели ничего странного в том, что в Австралии им приходится заниматься тяжелой работой. Множество русских и украинцев начинали свою трудовую жизнь в СССР простыми рабочими и крестьянами, а потом пришли немцы и угнали их в Германию для тяжелой работы на заводах и на фермах. Но независимо от прошлого опыта работа в полях мало привлекала бывших перемещенных лиц. Согласно переписи 1961 года, лишь 3 % бывших ди-пи занимались тогда сельскохозяйственным трудом – по сравнению с 12 % австралийцев, родившихся в стране, и 6 % других иммигрантов.

Как показывает исследование Эгона Кунца, подавляющее большинство перемещенных лиц (включая тех, кто занимался крестьянским трудом до того, как стать ди-пи) в итоге осело в городах, но занималось там ручным трудом. Спустя лет десять после приезда в страну более 60 % иммигрантов все еще оставались неквалифицированными рабочими, тогда как среди уроженцев Австралии доля таких тружеников составляла 40 %, а среди иммигрантов в целом – 55 %[564].

Те, для кого работа на фабрике была всего лишь эпизодом, особенно женщины, часто вспоминали этот период добрыми словами. Ядвиге Николаюк даже нравилось работать на лимонадной фабрике, тем более