Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик

что среди охваченных его исследованием переселенцев были венгры и чехи, часто высокообразованные, можно сделать вывод, что уровень профессиональной успешности среди русских был даже ниже среднего. А значит, еще больше было таких людей, чья жизнь, по словам одного ди-пи из Прибалтики, «скукожилась до убогого существования, сводившегося к физической усталости, мелким обидам и постоянному чувству раздражения и унижения»[574].

Однако детей русских иммигрантов ожидала совсем другая участь: после приезда они довольно скоро могли поступить в университеты. Юрий Николаюк окончил школу и поступил в Мельбурнский университет через четыре года после приезда его семьи в страну, как будто в их жизни вовсе не было никакого перерыва. В Тяньцзине молодой Игорь Ивашков собирался стать пианистом, но после переезда в Австралию родные убедили его выбрать более основательную специальность – он стал инженером, во время учебы получал стипендию от департамента железных дорог. Получив диплом, он нашел работу в компании IBM и изменил имя на Гэри Нэш – чтобы его проще было выговаривать австралийским коллегам и партнерам по игре в теннис. В упомянутом выше доме-«колхозе» в Миддл-Парке жила очень энергичная бабушка, по-видимому, во многом способствовавшая жизненному успеху троих сыновей Киры Черновой, сестры Олега Перекрестова (о нем будет сказано ниже), которые, как и он, с самого начала участвовали в выпуске газеты НТС «Единение»: Алексей, позднее ставший губернатором штата Виктория, получил диплом юриста, Владимир изучал архитектуру, а Михаил (Майкл) получил медицинское образование, но потом стал профессиональным балетным танцовщиком и мужем Гелси Киркланд, знаменитой артистки нью-йоркского балета.

В университет иногда попадали и молодые мигранты, приезжавшие в одиночку. Николай Коваленко изучал историю искусств в Мельбурне; он предпочел бы медицину, но медицинский факультет не признавал аттестат, полученный им в русской гимназии в Белграде. Юрий Амосов, приехавший в 1950 году из лагеря Мёнхегоф, активный член НТС, стал специалистом по торговой деятельности[575].

Из профессионалов хуже всего приходилось русским врачам, которые, как и врачи-евреи, приезжавшие до войны, сталкивались с очень неприветливым отношением австралийской Ассоциации медицинских работников, не желавшей признавать заграничные дипломы. Учившиеся в Европе и Китае русские врачи еще могли получить место медика в мигрантских лагерях или выполнять схожую работу в больницах за их пределами, но им очень трудно было добиться получения полноценного признания. Одним из немногочисленных способов пробиться в дальнейшем было поехать для начала на практику в Австралийскую антарктическую территорию или в Папуа – Новую Гвинею, однако и по возвращении оттуда врач продолжал считаться неквалифицированным, пока не получал австралийскую медицинскую степень[576]. В 1966 году, согласно подсчетам Кунца, основанным на данных переписи, менее 100 врачей из ди-пи работали по специальности, причем русские, считавшиеся менее квалифицированными, чем венгры и некоторые другие восточные европейцы, составляли, вероятно, лишь малую долю от этого количества[577].

Петр Калиновский, до войны получивший медицинское образование в СССР, практиковал в Фишбеке, лагере русских ди-пи, до 1948 года, но в Австралии его врачебный опыт не признали; он работал на уборке фруктов и на железной дороге, а потом смог поступить в медицинскую школу в Аделаиде и закончил ее в 1952 году, в возрасте 45 лет. Николаю Голубеву, приехавшему в 1962 году в Сидней из Харбина, где он был очень востребован, удалось получить практику и лечить многих своих бывших пациентов из Харбина, но остается неясным, как именно он это устроил[578]. Другому врачу из Китая повезло меньше: Анатолий Оглезнев, родившийся в 1911 году, в 1940-х годах работал в русской больнице в Шанхае, а в 1949 году через Тубабао уехал в Австралию, но смог найти там лишь место медбрата в психиатрической лечебнице в Лидкомбе. Его тяжелое положение осложнилось подозрениями со стороны ASIO в прокоммунистических взглядах и мучительной разлукой с женой – она тоже была врачом, ее квалификацию тоже не признали, и она, оставив мужа и Австралию, уехала работать в США. В январе 1956 года Оглезнев до смерти забил свою мать и покончил с собой[579].

Больше всего с работой в новой стране повезло инженерам. В отличие от местных профессиональных объединений врачей, архитекторов и музыкантов, Австралийский институт инженеров охотно признавал дипломы, полученные за рубежом, и даже создал для этой цели особый Комитет по иностранным дипломам. Андрис Бичевскис впоследствии с благодарностью вспоминал, что там быстро признали его полученный в Германии диплом. Уже через год после приезда Бичевскис зарабатывал 500 фунтов в год на должности младшего инженера в Электрической комиссии Нового Южного Уэльса (по его словам, он без труда освободился от обязательств по навязанному правительством рабочему контракту). Алексей Кисляков, получивший образование в Берлине, добился признания своей квалификации через два года после приезда (в 1950 году) и получил место инженера на гидроэлектростанции в Снежных горах. Учившийся в Белграде Константин Халафов устроился работать инженером вскоре после прибытия (тоже в 1950 году), а вот его жене Ирине пришлось довольствоваться работой чертежницы[580]. Многочисленные русские инженеры, приехавшие из Китая (а их было больше 200 из одного только Харбина, и около 80 % из них – выпускники Харбинского политехнического института), чаще всего находили работу по специальности[581].

Но не все было так радужно. Иван Николаюк, ставший инженером в довоенной Варшаве, получил работу в Австралии вскоре после приезда (в 1956 году). Работа оказалась легкой, не изнурительной, но Иван почувствовал, что используют не все его знания и умения: «По-настоящему, мне не доверяют ничего сложнее обязанностей техника – по польским меркам». Зять генерала Георгиевича Иван Петунин потерял свой диплом инженера, полученный во время войны в Белградском университете, и ему пришлось трудиться простым рабочим, пока наконец из Югославии не прислали копию диплома. Первому мужу Галины Кучиной удалось подтвердить свой харбинский диплом, но прошло некоторое время, прежде чем он нашел работу инженера, а пока он работал на стройке чернорабочим[582]. Инженерам, получившим образование в СССР, вероятно, приходилось труднее, чем белым русским из Китая. Леонид Коломойцев до войны приобрел опыт, работая на знаменитом Днепрогэсе, в Австралии он не мог найти работу по специальности и вынужден был устроиться чертежником[583].

В 1966 году из общего числа 30 тысяч иммигрировавших в Австралию перемещенных лиц более тысячи человек всех национальностей работали архитекторами, инженерами или землемерами, так что в этих областях деятельности ди-пи были представлены хорошо – и здесь еще не посчитаны представители многочисленных русских из Китая. Но вдвое большее количество ди-пи – около 2 000 человек – работали простыми чертежниками. По сравнению с