Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

В Якутске жаль расставаться — сдружились за этот длительный и интересный рейс.

Впервые проехав по Транссибу от Москвы в Братск через Тайшет — Иркутск, спустя несколько лет осваиваем трассу дальше. Путь на Южный Сахалин через Благовещенск, Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре, порт Вани-но. В каждом городе останавливаемся — интересно все. Поражают разворачивающиеся за окнами пространства. Просто так сюда попасть непросто. Но у нас «мандат» — нас четверо, и мы бригада «Известий» от иркутского корпункта. Гигантский паром перевозит нас через Татарский пролив в Холмск. Южно-Сахалинск, Корсаков, Анива. Названия, а затем и натура завораживают. Одна Анива чего стоит — десятки километров пустынного песчаного пляжа, на который накатывают волны Охотского моря, а по сути, Тихого океана. Вдоль воды бегают шустрые крабики. Захваченный с собой сок пьем из больших белых чаш — раковин, обточенных океаном.

В Южно-Сахалинске обнаруживаем кое-что из уцелевших деревянных японских построек. Затейливый дворец японской администрации превращен в музей. Сохранилась японская железная дорога в Холмск — целиком, со всей оснасткой.

Удивительны грязевые озера с морскими звездами. Говорят, мощность лечебных грязей не меньше 15 метров. Тут на одном туризме можно было процветать. На берегу океана автобус остановился у самой кромки удивительного золотого пляжа, синей воды при ослепительном солнце. Искушение велико! Игорь, молодой парень из группы и я ринулись к воде, прыгнули! Видели, как пингвины выпрыгивают на льдину? Мы выпрыгнули с еще большей скоростью! Вода ошпарила — всего пять градусов! А в грязевом озере нежились при двадцати пяти… Велика страна и обильна… Байкал, Лена, Сахалин, Камчатка. А может быть, и правильно, что тихо пока в этих краях, надо же где-то сохранять заповедное, нетронутое. Хорошо, что все это далеко от натоптанных дорог, а то жадные лапы все пустят для наживы. И пока не умеем с умом этим распорядиться, надо беречь, как Хозяйка Медной горы у Бажова.

Все! Завершен очередной учебный год! Экзамены приняты, дипломные комиссии кончили работу, торжества завершились. Отпуск, каникулы! Уже неделю мы могли бы купаться в океанских волнах на пляжах Владивостока, куда собрались ехать, но сидим в Братске. Ждем! Именно здесь пройдет полоса полного солнечного затмения. Уже съехались толпы научных работников с аппаратурой, журналисты. Студенты коптят стеклышки. Мы обзавелись сварочными масками…

И вот через несколько часов увидим! Небо — ни облачка, синь глубокая! Началось! Медленно наползают особенные сумерки, непохожие на вечерние. Подул холодный ветерок. Диск солнца становится все меньше, меньше. Немного жутковато. И вот — полное покрытие. Вспыхивает корона! Зрелище, много раз видимое на картинках, на фото, в действительности — фантастическое, феерическое! Народ, давно толпившийся на улицах, студенты после настороженной тишины ожидания взрываются криками, почему-то «ура». Какие-то две минуты тянутся долго, и ослепительная звездочка на краю черного диска вспыхивает неожиданно резко, начинает разрастаться. Да, из-за этого зрелища стоило ждать неделю, а то и больше. Впечатление — на всю жизнь!

Кругом столько интересного, не любопытного, а именно интересного. Пропускать нельзя! Пока человеку интересно — он живой! И снова небеса — в другое время, в другом месте. Осень. Земля проходит через метеорное облако, сегодня пик явления, благо небо чистое. В сад, на площадку перед домом выносим шезлонги, пледы и укладываемся носом в гигантскую звездную пропасть неба. За несколько часов ночи нам достается несколько прочерков метеоритов и даже болид. В вышине быстро движется звездочка то ли космической станции, то ли осколка ракеты. Под пледами тепло, выспимся завтра…

И так всегда и везде. Главное — всегда вместе, единым дыханием. Вместе обсуждаем космические новости, доклады Зигелевских чтений, мой доклад на них о спутнике Юпитера Европе и статью в журнал. На Иссык-Куле, а не ближе, куда он берет путевку в санаторий, забираемся в какое-то ущелье с особыми формами выветривания и невиданными цветами, в Бакуриани ему нужно непременно залезть на самую верхнюю точку подъемника слаломной трассы, в Медео около Алма-Аты нужно заглянуть по ту сторону гигантской противоселевой плотины и полюбоваться катком с высоты. И ведь оба уже в годах. Но когда вместе — куда угодно, тем более что там непременно новое, неизвестное.

Особая жадность, ненасытность. Ищущая натура Игоря всю жизнь наверстывает упущенное в молодости, когда тяга к новому удовлетворяется так естественно, без форсажа. А у него самые активные годы съела война, а потом зашоренная жизнь в Академии, служба в войсках…

Полное солнечное затмение увидели — в копилку впечатлений, и можно лететь на Восток.

Перелет во Владивосток, впереди морем — в Петропавловск-Камчатский, где мы успели побывать дважды, океан. Игорь всегда рвался к морю. В сорок первом после школы они с одноклассником Марком послали документы в Ленинград, в «мореходку». Был положительный ответ, но день 22 июня все расставил по-своему.

Огромный белый корабль величаво входит в Японское море. Игорь радуется, как мальчишка. Впереди пролив Лаперуза с его удивительными восходами и закатами, со стайками ночных сейнеров, освещенных гирляндами ярчайших ламп — ловят сайру. Вода в Японском море цвета разбавленной берлинской лазури — не синяя, не голубая, а лазурь. Игоря на одном месте не застать. Облазил все, перезнакомился с механиками, с капитаном. Получилось, что по этим волнам, к восторгу Игоря, мы прошлись три раза на двух разных кораблях — «Русь» и «Советский Союз».

В Петропавловске-Камчатском много необычного. Полазили по Черному пляжу, что со стороны океана. Полетали на самолетике над вулканами, даже сделали слайды прямо над жерлом Авачи. А главное, Игорь успел обстоятельно пообщаться с вулканологами, для которых актуальны вездеходы — машины для передвижения по бездорожью горных осыпей. О том, что Игорь приплывает соответствующим рейсом, камчатским коллегам сообщили из Владивостокского отделения АН, в котором Игорь успел не просто потолковать, но и поработать пару дней. Это все к тому, что мы не просто путешествовали. Я набирала слайды к своим лекционным курсам строителям, Игорь влезал во все, что касалось движения по бездорожью, техники для экстремальных условий. И это так естественно, если влез в научную проблему, голова практически никогда не отключается. Иногда кажется — ну, вот, отрубился, переключился на что-то другое, но и там, в другом, как впившийся клещ сидит твоя проблема, неисчезающая мысль, маскируясь под отвлеченные размышления, действия.

Среди поездок, которые все задумывал Игорь, путешествий-авантюр нельзя не вспомнить как мы пару раз, а дочка даже трижды, сплавлялись к Усть-Илимску по Ангаре до ее перекрытия у ГЭС. На баржах, этаких металлических ящиках без переборок туда возили железобетонные конструкции. Уговорив речников, Игорь давал за нас всех, а с нами было еще двое преподавателей из института, подписку, что они, речники, не отвечают за нашу жизнь. И было с чего. Несколько километров Дубынинских порогов, когда все клокочет в пене, — были еще шуточками. А вот Ершовские пороги, когда на каждые сто метров метры перепада, тянутся на восемь километров: грохот, валы пены между вертикальными каменными скалами берегов, при температуре воды градусов восемь. Трасса между зубьями порога проложена по проекту, после обследования, но менее жутко от этого не становится. Бывалые говорили, что есть места, где баржа, черпнув бортом, ныряла в пасть порога, и даже глубину в этом месте не удавалось замерить, не то что баржу нащупать. Проскочив Ерши вниз, можно было перекреститься. Наверх пустые баржи тянул туер — кораблик-мошка, двигающийся с помощью натянутого троса. Нам оставалось в таких местах только молча, за ревом порога голоса не слышно, сидеть около палатки, прибитой к деревянному настилу палубы, и ахать, когда врезались в очередной вал воды. Сегодня даже на слайды смотреть жутковато. Последний такой сплав наш был в год перекрытия Ангары у Усть-Илима. По затопляемым берегам, по островам жгли редкие и уже расселенные деревни. Это зрелище особенно подавляло. Но река, ее берега, острова так хороши, так великолепны в зареве заката, в туманном молоке утра, в сверкающей пене порогов! Все это непередаваемо здорово.