Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

Во время учебы в Академии, затем во время службы в войсках Игорь с удовольствием носился на мотоцикле, трофейном «Харлее», а потом у него появился обстоятельный «Форд». Машины он любил, разбирался досконально. За рулем испытывал удовольствие — скорость, свобода, движение, уверенность в своих силах. Это не просто мужские игрушки, это была и возможность как-то самореализоваться.

Наконец, в Братске мы выбираем себе «жигуленка» цвета лепестков цикория — «незабудка». Машина становится членом семьи, другом в поездках по Сибири, даже где-то живым существом. Форсирую получение водительских прав. Игорь усиленно меня обучает. Это, зная его здоровье, главное условие наших будущих путешествий. Я должна уметь водить машину. Игорь где-то вычитал, что в США обучают шимпанзе водить машину, для отгона ее к нужному месту. Научили их реагировать на знаки, свет и не реагировать на кошек. Вроде получилось. Смеюсь — раз обезьяну научили, то и я постараюсь.

Очередные каникулы — отпуск, и мы катим к Байкалу, на Ольхон, потом в Тункинские Альпы, так называют долину Иркута в Восточном Саяне. Местные дороги там отсыпаны белой мраморной щебенкой из Слюдянки. Роскошь невероятная, но здесь — обыденность, как многие чудеса здешних краев.

Машина оборудована обстоятельно. Это и сон на матрасиках с бельем и сетками на окнах от комаров, это и возможность в машине в любую погоду приготовить еду на печурке, а то и с открытой дверцей под зонтиком — отель на колесах. Наездили первые тысячи километров — обкатка, подготовка к дальним вояжам. В те годы, семидесятые, в Сибири, как известно, чаще всего были не просто дороги, а скорее направления, в лучшем случае — грейдерные трассы, щебеночная отсыпка, или трактора, готовые вытащить из непролазных топей.

Обкатав машину «по малому радиусу», поднатаскав меня в качестве водителя, Игорь задумал, как всегда в его натуре, путешествие с авантюрным налетом — по неизвестным дорогам в Москву, но задумки его были еще дальше. При всей моей нерешительности мне оставалось только соглашаться.

И вот впереди более шести тысяч километров, преодолевать которые решались тогда немногие. Транссибирская трасса — это на карте и в теории. И, господи благослови, главное — с собой мешок лекарств. От Тулуна— Тайшета на Красноярск, Кемерово, Новосибирск. Асфальт попадался редко и только около больших городов. Игорю нужно было непременно заехать в Рубцовск к коллеге по научным интересам, где проектировались и выпускались знаменитые тогда вездеходы. Поэтому свернули на Барнаул, а затем дорога повела нас через Казахстан вплоть до Семипалатинска, Павлодара, Целинограда — там хоть были дороги. Через Кустанай — до Челябинска. А там уже Европа — Уфа, Куйбышев, Пенза… Дорога была интереснейшей, с приключениями, с ездой и без дорог, по степи среди к о вы пей и сусликов в Ерминтау, с вытаскиваниями из всяких непроходимостей, с грозами в степи под Эки-бастузом и т. д. Большие города объезжали или проходили насквозь.

Мы оба достаточно контактны, но Игорь особенно быстро находил общий язык с любой аудиторией, с любым собеседником. Так, примечателен был диалог его с паромщиком на реке Белой, в Уфе. Моста через реку тогда еще не было, на паром длиннющая очередь, машин двести, а то и больше, а неподалеку ведомственный паром простаивает. Игорь отправил меня без машины на другой берег — искать пристанище, дело идет к ночи, а сам пошел к ведомственному паромщику. А там… изощренный мат мог оттолкнуть кого угодно, но не Игоря — «Да я ж тебя перематерю!» — «Ну, да?» — осклабился паромщик. Через четверть часа он сам подкатывал бревнышки под колеса машины и заботливо крепил ее на палубе парома. Эти лексические богатства интеллигентный московский мальчик исподволь постигал на фронте, где нервы требовали разрядки в напряженных ситуациях. В жизни от Игоря никто не слышал грубого слова, не то что мата. А шутка, юмор в дороге может быть самым существенным инструментом среди прочих.

Главное — когда были в дороге, в обстановке, требовавшей собранности, подъема, целеустремленности, Игорь был здоров и бодр, энергичен. Помогали юмор, ответственность друг за друга. За рулем Игорь получал удовольствие, для меня это была нелегкая работа. Вели машину по очереди, в городах вел Игорь. Ночевали в укромных, скрытых от глаз зарослях, лесочках. Ехали без форсажа более десяти дней, не пропуская интересных мест. Наконец — Москва!

А ближайшая задумка у Игоря на уме — проехать по местам боев, его войны, что без машины было бы невозможно. Я помалкивала и с тихим ужасом думала о том, как мало он отдохнул после шести тысяч километров дороги, и о дальнейшем пути.

Передохнув кратко от перехода Братск — Москва, прихватив дочку, которая уже к тому времени училась в Ленинграде и немедленно примчалась к нам, махнули: Новгород, Холм, Великие Луки, Псков. Географические точки наших поездок — это еще и возможность узнать что-то новое, посмотреть своими глазами, прикоснуться к истории. Для Игоря главным было побывать в Холме, где в эти дни традиционно съезжались ветераны, показать нам с дочкой город, познакомить с его людьми.

Машина перезимовала в Москве, а затем мы, проехав по местам боев в Прибалтике, снова вдвоем осилили шесть тысяч километров обратного пути в Братск, но уже другими дорогами, с другими приключениями, впечатлениями. Предстоял еще третий переход по этому же пути, но чуть позднее.

Каникулы каникулами, а жизнь в институте развивалась. Уже сменился второй ректор, одного из которых привез Игорь из Москвы. По весне заседали экзаменационные комиссии — ГЭКИ, выпуск шел уже по трем специальностям. Но впору уже было подумать о возвращении в Москву, поближе к врачам, к коллегам по науке, к библиотекам. Тем более, что наши позиции и с руководством института, и с местными властями оставляли желать лучшего, искрили… Признавая нашу правоту в большинстве дел, начинаний, все защищали-таки свой покой и, как говорится, свою нору.

В ход пускали даже врачей. С некоторыми из них у нас были теплые, дружественные отношения, пиетет и внимание к ветерану. Но кто-то из них имел, по-видимому, «задание». Так, Игорю, имевшему последствия фронтового ранения легкого, был поставлен диагноз «рак легкого». И он вынужден был вылететь в Москву, в госпиталь имени Бурденко, даже стеклышки с гистологическими пробами с собой дали. Я с ужасом несколько недель сидела наготове — немедленно вылетать в Москву. В госпитале сказали: поставить диагноз проще, чем его опровергнуть. Игорь — не из пугливых, но нервы в очередной раз потрепали.

А через некоторое время совсем распоясались, когда Игорь взялся оформлять инвалидность по ранениям и последующим заболеваниям, которых набрался букет, да и по возрасту подоспели даты. Что-то из документов нужно было оформлять почему-то в Иркутске. Расписали, куда, когда и к кому являться. В Иркутск, а скорее всего из Иркутска, была дана команда «доброжелательному» к нам местному главврачу, действовавшему явно не по своей воле. К команде имел отношение обком КПСС в лице третьего секретаря, в ведении которого были идеология, наука, культура. С этим человеком у нас с Игорем сложились весьма натянутые отношения и по делам института, и по рассмотрению моей апелляции по партийной линии. Игорь несколько раз «приложил» его в личных беседах, деликатно сунув носом в некомпетентность. Отсюда и «взаимонепонимание».