Ложе из роз - Сьюзен Симмонс

— Шармел, Элфрид, Франческа! Идемте! — созвала свое войско леди Чабб. Дойдя до двери, она остановилась и оглянулась через плечо. — Наш разговор еще не закончен, лорд Корк.

Дверь в ее спальню оказалась запертой.

Майлс понял это, когда попытался повернуть ручку. Он постучал и тихо позвал жену.

Ему никто не ответил, но Майлс был уверен, что Элисса в спальне. Он различал звуки легких шагов, а затем — сдавленное рыдание.

Майлс отчаянным жестом запустил пальцы в волосы. Черт побери, она плакала!

Он снова постучал и позвал громче:

— Элисса! Это я, Майлс.

— Уходите, — отозвался из-за двери голос, в котором Майлс едва узнал голос жены.

Он тяжело вздохнул и прижался лбом к двери.

— Нам надо поговорить, миледи.

— Мы только и делаем, что говорим, милорд. Это ваши слова. Почему же вы мне ничего не сказали? — спустя минуту спросила она.

Майлс знал, что это случится. Он не смог тотчас найти ответ, и Элисса сразу предположила самое худшее. Он пожал плечами.

— Мне, конечно, следовало это сделать.

— Но вы этого не сделали, — последовал неопровержимый довод.

Майлс беззвучно ударил кулаком по стене рядом с дверью спальни.

— Я пытался защитить, вас, Элисса.

— А, вы имели в виду — «неведение есть блаженство».

— В каком-то смысле — да. У меня было недостаточно сведений, чтобы знать наверняка. Все мои осведомители…

— Вы хотите сказать — «шпионы»?

— Все мои осведомители смогли только выяснить, что некое лицо собирает сведения об эрлах Грейстоунских и принадлежности аббатства Грейстоун. В этом нет никакого преступления, — напомнил он. — Так обычно поступают безобидные ученые-историки.

— Вы подозревали, что это «некое лицо». — Чабб, и даже не сказали мне! Даже не попытались предупредить!

— Я оставался здесь, чтобы защищать вас.

— Мой рыцарь в сияющих до… доспехах!

На последнем слове ее голос сорвался, и Майлс возненавидел себя, возненавидел леди Чабб и все Это семейство за то, что они разбили самое чистое сердце, какое он когда-либо встречал.

— Злисса, пожалуйста, отоприте дверь и впустите меня.

— Нет.

— Но я ваш муж!

Последовала напряженная пауза.

— Почему вы женились на мне, лорд Корк?

Майлс предвидел, что она задаст этот вопрос.

— Я буду счастлив объяснить вам, леди Корк, если вы впустите меня.

Последовало молчание.

— Мы хотели быть партнерами, хотели пользоваться равноправием… — с трудом произнесла Злисса.

— Знаю, — Майлс помнил об этом.

— А вы нарушили оба наших намерения, — раздался приговор. — Вы солгали мне.

— Элисса!

— Уходите, милорд. Я не желаю больше разговаривать с вами.

— Элисса, прошу вас!

Ответом ему было молчание.

Проклятье, если бы за дверью находилась другая женщина, а не его жена, Майлс просто выломал бы дверь. Но здесь это не поможет. Он должен поговорить с Элиссой с глазу на глаз, а не через прочную дверь.

Она была права — слишком уж они много говорили. Иногда бывает лучше предоставить волю натуре. Если бы ему только увидеть ее, поцеловать, обнять! Майлс готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы вновь все стало, как прежде.

Майлс Сент-Олдфорд оглядел уютную гостиную, заметил обитый пестрой тканью диван, и вытянулся на нем, пытаясь поудобнее пристроить свои чересчур длинные ноги.

В конце концов его жене понадобится выйти из спальни, а до тех пор он подождет ее.

Должно быть, она заснула. Когда Элисса подняла голову с подушки и огляделась, в комнате было темно. Она села и уставилась на часы, стоящие на столике рядом с постелью. Они показывали двенадцать. Значит, уже полночь. Она проспала несколько часов подряд. Сначала Элисса долго лежала без сна, размышляя о случившемся — после того, как муж перестал колотить в дверь ее спальни и пытаться ее образумить.

Как хрупко доверие между друзьями, партнерами, между мужем и женой! Если это доверие подорвано, его непросто восстановить.

Майлсу следовало рассказать ей обо всем — ведь сама она всегда поступала именно так. Ну, или почти всегда.

Она призналась самой себе, что так и не сказала, что видела в тумане рыцаря с крестом на тунике. Это случилось в тот день, когда ее заперли в гроте. На мгновение рыцарь показался на другом берегу озера, и уже в следующий миг исчез.

Может быть, она не говорила Майлсу об этом потому, что боялась его недоверия. Или же не хотела доставлять ему беспокойство. Какой бы ни была причина, она пыталась защитить его, избегая правды.

Точно так же, как он сейчас пытался защитить ее.

Но тот же довод оказался неприемлимым в отношении их брака — она говорила правду, а он солгал.

И здесь она была не совсем права.

Она не лгала, просто кое о чем предпочитала умалчивать, по-видимому, как и Майлс. Различие было важным: она умалчивала о том, как любит его, обожает, что именно таким она всегда представляла себе мужа.

Грех Майлса был гораздо тяжелее: если леди Чабб сказала правду, Майлс женился, чтобы предоставить ей свой дом.

В сущности, причина была не такой уж и плохой — Элиссе это даже понравилось.

Завтра утром, в обычный час, после того, как они выпьют кофе и позавтракают, они с маркизом сядут и выяснят все недомолвки, оставшиеся между ними. Никаких тайн, никаких грехов или упущений!

Тем временем Элисса поняла, что звук, который она слышит — урчание в ее собственном животе. Она проголодалась. В последние дни ее аппетит резко снизился, и Элисса вспыхнула, подумав о причинах.

Должно быть, на кухне есть что-нибудь вкусное — кухарка наверняка спрятала что-нибудь для нее. Может быть, пирожное с вишней или ломтик пудинга, или свежая булочка с домашним смородиновым повидлом.

Урчание в животе усилилось.

Элисса спрыгнула с постели и на цыпочках прошла через комнату. За долгие годы ночных прогулок в розарий она узнала, где находятся самые скрипучие половицы, где выступают острые углы мебели или скрежещут в петлях двери. Петли дверей ее спальни всегда были хорошо смазаны.

За считанные минуты она прошла через гостиную и вышла в коридор, ведущий прямо к черной лестнице и кухне.

Кладовая показалась Элиссе настоящей сокровищницей: здесь были пирожные с персиками и вишней, два сорта пудинга, остатки жареной баранины, свежий хлеб и булочки, самые разные фрукты — их Элисса решила пропустить. — От толстого круга сыра, накрытого белыми салфетками, она отрезала себе только ломтик и взяла кувшин со сливками.