Гремучий коктейль – 4 - Харитон Байконурович Мамбурин

Вот он, момент истины, сатори, прозрение. Последний кирпичик в аморфоное нечто, тут же приобретшее четкие грани и очертания.

— Кейн? Ты что-то понял?

— Да, лорд Эмберхарт. У Гримуара Горизонта Тысячи Бед нет разума и нет цели. Только путь. В дураках останутся абсолютно все. Даже мы.

///

— Во даёт. Да прекрати ты паясничать! — тоном, в котором отчетливо сквозило снисхождение, Виталий попытался одёрнуть младшего брата… и выпучил глаза, складываясь на колени от удара под дых. А затем был схвачен больно за уши, чтобы младший брат, которому он только что сделал замечание, смог уставиться ему в глаза сверху вниз.

— Виталя… — проскрежетал Константин, одиннадцатый сын графа Азова, рычавший до этого на пристававшую к нему сестру, — Олень ты домашний. Еще раз пискнешь на меня — уши заморожу и отломлю. Или сразу отломить? Одно? Какое, выбирай? Правое или левое?

Девятый сын засипел в ужасе, полностью и безоговорочно поверив ледяному тону своего младшего брата, чьи руки ощущались им как очень холодные.

— Костенька! — мать-эйна явно желала воскликнуть это строго, но получилось, наоборот, как-то беспомощно и жалобно.

— Костя, — произнес и сам отец большого семейства под вздохи и охи женщин и девочек, сидящих за одним большим обеденным столом, — Прекрати.

— При всем уважении, Константин Георгиевич, отец мой, — белокурый невысокий паренек лишь зловеще сверкнул глазами, даже не думая отпускать брата, — Мне надоело, что каждое моё появление за общим столом или на семейном собрании не обходится без гнусного подкаркивания от половины моих братьев. Стоит мне обратиться к тебе с любым вопросом, как они лезут в беседу так, как будто очередность наследования зависит от количества заслуг перед главой рода!

— Ну что ты говоришь, Костя! — высшая эйна вновь попыталась взять слово, но была осажена недобрым взглядом любимого и единственного сына.

— А стоит мне попасть в свою комнату… — продолжил Константин, твердо глядя в глаза отцу, — … как мне не дают ни минуты покоя сестры, кузины и, более всего, сама матушка! Каждая из этих любящих родственниц спит и видит, чтобы затащить меня на один из их шабашей, с которых я не вылезал по малолетству!

— Да отпусти уже ме…

— Оленю слово не давали! Правое или левое⁈ Моргнешь нужным глазом, как выберешь! Молча!

Георгий Алексеевич украдкой бросил взгляд на сидящих старших сыновей, недовольно корчащих рожи или же с трудом делающих вид, что им все равно. Призвать к порядку обнаглевшего младшего они не стремились. В основном, как знал отец, по тому, что Костя вздул каждого из них в тренировочной дуэли, причем, самых горластых, дважды. Второй раз всегда был особо обидным способом. Причем, младшенький старших давил не каким-то хитрым способом, а сплошь агрессией и отточенным напором.

— Так, — негромкий голос главы большого рода Истинных мигом погасил начавшееся за столом шушуканье, — Константин. Отпусти Виталия и, пожалуйста, объясни в чем на самом деле дело, раз ты так сорвался?

— Этот идиот, — Азов-младший брезгливо отпустил насквозь бледные уши брата, — а также Анна, Мария и Вероника… знаешь, что они замышляли? Подсунуть моей горничной украденные у мамы обереги камулотов. Те, что ты ей подарил шесть лет назад.

За столом заахали и заохали. Граф, метнув быстрый взгляд на жену, увидел, как та сжала кулачки, бледнея еще сильнее. Оберегами она дорожила. Выполненные из полудрагоценных камней, они были уникальными произведениями искусства.

— Вранье! — тут же проскулил встающий на ноги Виталий, но чуть не был отправлен назад на пол оглушительным визгом графини «Как вы могли⁈», в которой потонуло костино «у меня есть доказательства».

Началась бурная истерика высшей эйны, которую тут же набежало успокаивать половина эйн дворца Азовых. Мать Константина рыдала, кричала и даже осторожно надрывала одежду в целомудренных местах, а эйны служанки голосили, неумело пытаясь её успокоить.

— Все сыновья — за мной, в кабинет, — велел граф, подымаясь на ноги и бросая салфетку, — Всем отпрыскам и племянникам отныне запрещаю посещать личные покои других без их письменного согласия. Самим или через слуг. Пользуйтесь разговорниками. На этом — всё!

Всё, на самом деле, было сложнее, чем казалось на первый взгляд. Нет, определенный градус ревности и недовольства Константин, безусловно, в семье вызывал. Слишком велики были успехи одиннадцатого сына, слишком яркие новости с его участием приносили во дворец. Но далеко не настолько, чтобы сын, дочь и две племянницы графа решили подставить горничную Константина. Все было слегка сложнее.

— Отец, я…

— Тишина, Виталий, — велел Георгий Алексеевич, — Я всё знаю. Мать сама вас подговорила… Тишина всем! Успокоились! Графине дозволительно, она… беременна.

Вон как все глаза выпучили. Теперь стоит аккуратно объяснить своим слепым сыновьям обыденные вещи. Что женщины в такие периоды бывают… нестабильны, что высшая эйна, так пристрастившаяся к выходам в свет, на разные приемы и мероприятия, страстно возжелала как можно более ярко провести свои последние дни (перед длительным сроком беременности на Ларинене), что Константин, её давний, гм, спутник на подобные мероприятия, сейчас просто яркий бриллиант, способный свести с ума всех сплетников Петербурга и Москвы… Ну, после его захватывающих приключений!

Но.

— Константин, — назвал имя «камня преткновения» граф, — Я отдаю тебе нашу осеннюю резиденцию в Наавелире. Она теперь твоя.

— Выгоняете из дому, отец? — беззлобно протянул младшенький (временно), расчетливо прищуриваясь.

Братья вокруг него тревожно зашумели как скромные высокие дубы под легким ветерком.

— Выгоняю, — благодушно кивнул граф, — До самих родов чтобы духу твоего здесь не было. Не трави мать, не раздражай братьев, не заставляй девок идти на преступления. В гости можешь водить и приглашать кого сочтешь нужным, но, если узнаю, что твои братья таскают к тебе туда своих шлюх, которых решили впечатлить Лариненом, отвечать за это будешь ты. Всё понятно?

— Понятно, отец, — Константин и глазом не моргнул на изгнание, наоборот, приобрел довольный вид.

«Вот так с вами надо», — торжествующе подумал граф, озирая посмурневшие морды всех своих отпрысков, — «Решили, что раз мы там не живем, то можно шлюшатник устраивать? Вот теперь попрыгаете, козлики! Костя вам всё припомнит!»

…и тут же поперхнулся, услышав очень негромкое от младшего сына:

— Пятьсот рублей ночь, братцы, и всё будет на мази!

///

Мужчины иногда очень смешные, заключила Кристина, вспоминая лица отца и братьев, когда они все вместе вышли встречать её из дому. У