Кинжал милосердия - Галина Полынская

– Не обязательно тебе, мы и сами можем.

– Делайте что хотите, только уберите их с кровати и ковра.

Владимир позвонил заранее, за пятнадцать минут до звонка в домофон, за это время Феликс успел причесаться и накинуть халат поверх пижамы.

Мужчины поприветствовали друг друга. Феликс проводил Владимира в гостиную, усадил на диван, сам сел в кресло напротив и сказал:

– Володя, у меня есть к тебе одна просьба. Она может показаться странной, но в последнее время было и так немало странных просьб, почему бы не случиться ещё одной, верно?

Феликс улыбнулся, а Владимир кивнул, глядя на него со спокойным вниманием.

– Конечно, если в моих силах, всё сделаем.

– В двадцатых – тридцатых годах в НКВД существовал пятый спецотдел под начальством Глеба Бокия, официально занимавшийся шифровкой и дешифровкой информации. При отделе была создана лаборатория Александра Барченко, психолога и парапсихолога, проповедовавшего древние оккультные знания «Дюнхор». В тридцать седьмом году их всех арестовали и расстреляли, но в начале войны остатки лаборатории Барченко были сформированы заново. Задачей стояло противодействие институту СС «Аненербе» и обще-ству «Туле», а также создание мистических форм оружия и подготовка оккультных бойцов. Не знаю, в каком виде и качестве существует сейчас пятый отдел, но наверняка он существует. Мне надо найти хоть одного человека, работавшего в отделе со времён войны. Сейчас он наверняка должен быть уже старым, но вполне живым.

Немного помолчав, Владимир озадаченно рассмотрел узор шёлкового ковра на полу и произнёс:

– Это всё серьёзно? На самом деле существовал такой отдел?

– И существует. Я лично знавал… вернее, слышал об одном сотруднике – Харкевиче Павле Хрисанфовиче тысяча восемьсот девяносто шестого года рождения. В спецотделе он официально работал до тысяча девятьсот тридцатого, потом возглавлял отдел разведуправления РККА, в тридцать девятом уволен за связь с антисоветчиками Бокией и Барченко, но репрессиям не подвергался и в ходе войны привлекался в качестве советника. А это само по себе странно, ведь все члены команды Бокия и Барченко были официально репрессированы.

– Интересно… – Владимир задумчиво потёр переносицу указательным пальцем. – Не знаю даже, сколько времени потребуется на сбор информации…

– Володя, уверен, с твоими связями, не так уж и много.

– Хорошо, попробую. Если это всё, то я поеду, а то дел сегодня много.

Уходя, Владимир задержался на пороге, обговаривая сроки подготовки отчётов о текущих финансовых делах, и, когда он вызывал лифт, Феликс всё ещё стоял на пороге. Дверь квартиры напротив приоткрылась и показалась соседка – маленькая худенькая старушка в неизменном цветастом халате.

– Добрый день, Феликс Эдуардович, – сказала она. – Дело у меня к вам есть.

– К сожалению, не могу вас к себе пригласить, у меня ремонт.

– Так ко мне зайдите! – Мария Львовна раскрыла дверь шире. – Чаю попьём.

– Хорошо, только у меня не много времени.

– Я не задержу.

В квартире соседки Феликс оказался впервые. Обстановка была вполне ожидаемой: чистота и старая мебель. Хозяйка проводила гостя на кухню и усадила за круглый деревянный стол, накрытый белой кружевной скатертью. На вопрос о количестве сахара в чае, Феликс ответил, что чая он не хочет, и попросил переходить непосредственно к делу. Старушка села за стол напротив, подпёрла сухоньким кулачком подбородок, посмотрела на него ясными серо-голубыми глазами и сказала:

– К сестре хочу уехать, в Волгоград. Со здоровьем у неё плохо совсем, надо мне рядом быть, помогать ей, сколько смогу. Племянники, родня – все там. А тут у меня ни одной живой души. Сколько мне осталось – неизвестно, а так хоть под конец вместе поживём.

Она поцарапала ногтем какое-то микроскопическое пятнышко на скатерти и продолжила:

– Квартиру свою продать хочу. Денег этих нам и на безбедное житьё хватит, и на красивые похороны. Но очень уж мне боязно продажей заниматься, такие ужасы каждый день по телевизору показывают – страсть. Женщина я пожилая, одинокая, заступиться за меня некому. Вот и решила вас попросить помочь мне с этим делом. Человек вы серьёзный, положительный, вам я доверяю. Возьметесь мне помочь, а?

И старушка просяще посмотрела в немигающие глаза вампира. В солнечном луче кружились сверкающие пылинки, а в мыслях Феликса – картины соседства с новыми, неизвестными людьми.

– Продайте её мне, – не особо раздумывая сказал он. – Готов купить вашу квартиру.

Мария Львовна расцвела в улыбке, видимо, женщина на это и надеялась.

– Как хорошо, Феликс Эдуардович! Прямо радость мне! Идёмте, покажу вам квартиру…

– Не стоит, я и так знаю, что здесь три комнаты – на одну меньше, чем у меня, – кухня, кладовая и раздельный санузел.– И, упреждая вопросы, добавил: – Когда заселялся, я просмотрел все поэтажные планы.

Не говорить же, что он видел, как строилась эта высотка.

– Прекрасно! – Мария Львовна от радости захлопала в ладоши. – Хоть завтра давайте сделку заключим!

– Дайте мне пару дней, я эту неделю занят немного. Пока можете собирать вещи. Юрист, банк – всё есть, об этом не беспокойтесь. Организую вам и грузчиков, и доставку имущества в Волгоград.

– Ой, дайте я вас чмокну! Дайте чмокну!

Владимир позвонил Феликсу через три дня в восьмом часу утра и сказал, что нашёл человека.

– Только ему восемьдесят девять лет. Не знаю, в каком он физическом и умственном состоянии.

– Дома находится, в больнице?

– Дома.

– Как зовут?

– Харкевич Григорий Павлович.

– Сын?

– Похоже на то. Видимо, пошёл по стопам отца, работал там же. Записывай адрес…

Поблагодарив, Феликс попрощался и позвонил Герману.

– Гера, предупреди в агентстве, что я сегодня буду поздно, возможно, совсем не приеду.

– Помощь нужна?

– Пока нет.

Наспех выпив пару орехов, Феликс оделся, выскочил из квартиры и, не дожидаясь лифта, прыгнул в лестничный пролёт.

К дому семьдесят восемь корпус один на Ленинградском проспекте он добрался быстро, дольше пришлось искать парковку. Оставив, наконец, машину, мужчина направился к многоэтажному сталинскому дому. Феликс знал этот дом, прежде в нём были ведомственные квартиры КГБ, в которых жили сотрудники комитета, генералы и учёные. Позвонив в домофон, Феликс приготовился что-нибудь сказать, но открыли ему молча, не спросив, кто пришёл.

Поднявшись на пятый этаж, мужчина позвонил в дверь квартиры, и она немедленно открылась. В темной прихожей в инвалидном кресле сидел закутанный в плед старик в очках со стёклами в палец толщиной.