Обреченный царевич - Михаил Попов

Хека смолк, как будто бы переводя дух.

– Все ли ты сообщил мне, предатель?

– Нет-нет, есть много, много такого, что мог бы я рассказать. Я…

И тут вдруг оба слушателя, и брат номарха, и его телохранитель, одновременно расхохотались. Трудно сказать, как бы все обернулось для говорливого колдуна, но на стене возник Нутернехт и сообщил, что явились первые лазутчики.

Как Яхмос и ожидал, и с реки, и с восточных гор подозрение должно было быть снято. Никакого непонятного движения там замечено не было. Последним к брату номарха был допущен молодой негр, настаивавший на том, что ему есть что сообщить. Даже в темноте, сверкая ненормально белыми зубами, он затараторил, помогая своим словам еще и руками. Никто не понимал толком этот белозубый язык. Тогда негр на несколько мгновений отбежал в темноту и вернулся уже не один, а с тушкой молодого белоносого павиана.

Далее можно было не переводить. Гиксосы обнаружились. Причем там, где им и полагалось быть. Лазутчик, обрадованный тем, что его поняли, артистично зажимал нос, тряс, зажмурившись, головой, показывая, как нестерпимо пальмовая роща смердит в ночи.

– Не зря их называют нечистыми, – сказал Санех.

Хека зажмурился от сильнейшей досады. Оказывается, он совершенно зря только что расстался со своим главнейшим сокровищем. Его бы и так не убили. Однако немного утешал смех генерала, прозвучавший в ответ на его поразительное сообщение. Может быть, вооруженный гусь глуп? Не понял, не поверил!

Яхмос пришел в состояние приятного возбуждения. Так бывало с ним всегда, когда появлялась возможность не томиться в ожидании, но действовать. Расстановка сил была теперь ему совершенно ясна. Шахкей изготовился к тому, чтобы захватить подарок Птахотепа. Не совсем понятно, зачем он ему, разве что для того, чтобы попугать Аменемхета, но они и так уже сговорились, еще до захвата ладьи Птаха. Однако в данный момент не было времени и желания думать в этом направлении. План начальника гарнизона был ясен. Вопрос состоял в том, а надо ли его срывать? Можно было бы попробовать предупредить Небамона, чтобы он не причаливал в условленном месте, а поднялся выше по речному рукаву и вошел в камышовый канал южнее Темсена. Туда азиатам ни за что не добраться, тем более незаметно. Можно было и просто пугнуть людей Шахкея, показать им, что они обнаружены. Судя по всему, их там немного, они уйдут. Но Яхмосу эти выходы не годились. Это выходы труса, уклоняющегося от решительных шагов. Пусть все идет так, как задумано. Жрецы предупреждены. Как и задумано с самого начала, они увидят не только блистательную высадку Птаха, но гиксосское побоище подле нее. Нечистые сами обнажат оружие, и оружием же будут поражены. Даже пропитанные азиатским страхом бритые головы святош это впечатлит.

– Хнумхотеп!

Отпрыску благородного рода Мах было приказано с его полком скрытно выдвинуться к горной гряде и тихо осесть в ближайшем углублении, заросшем кустарником. И в тот момент, когда гиксосы из рощи бросятся к швартующейся ладье, ударить им в левое плечо и спину.

43

В эту ночь Шахкей не ложился спать. Обошел внешние посты, обошел внутренние, дважды заглядывал в конюшни. Запах конского пота действовал на него успокаивающе. Там он долго стоял у яслей своего любимого коня Бодо, давая ему облизывать свою правую руку, в которой перед этим подержал кусок каменной соли. Шахкей тихо разговаривал сам с собой и все время расчесывал шею той рукой, что не облизывал Бодо. С каждым часом ему все меньше и меньше нравилась операция, которую он сам же и затеял. Во что он ввязался, если разобраться? Он собственными руками должен вырвать у драчливого египетского гуся повод к началу немедленной войны против Авариса.

Как-то так получилось, что верховный жрец, будучи полностью с ним откровенен, тем не менее обвел его вокруг пальца. Бросив конному надсмотрщику большой кусок, он себе оставил еще больший. Дал ему возможность возвыситься над самоуверенным молодым Яхмосом, но сам в результате незаметно возвысится над ним, Шахкеем. Он окончательно станет главным в Фивах, а Шахкей и Яхмос останутся просто базарными драчунами, что выходят с дубинками в круг, но драку начинают только по приказу настоящего хозяина, что сидит в сторонке, в тени под опахалом.

Во что превратится жизнь в этом городе? Под незаметным пологом власти Аменемхета можно будет вырастить по-настоящему опасного зверя, с которым уже не будет сладу.

Но, как говорят хетты, пока колесница не набрала ход, с нее можно спрыгнуть. Еще не поздно послать гонца к Захкею, чтобы он тихо увел своих людей из рощи. Пусть Яхмос получает своего мальчика, пусть будит, пусть выводит к своим бритоголовым старцам. Это война! Но дело в том, что он-то, начальник царского гарнизона, к ней готов уже сейчас. Пока Яхмос соберет силы из возмущенных городов, в Фивы придет помощь и от соседей, и из дельты. Лошади передвигаются быстрее пеших людей. Удар будет такой силы, что на сто лет ни у одного, даже и сумасшедшего египтянина не родится больше мысль о бунте.

Шахкей крикнул к себе посыльного. Он вбежал в конюшню и замер перед господином. Тот не отдавал приказа. Рассеянно облизывал остатки соли с пальцев.

Но что он завтра скажет Аменемхету? И какое послание тот отправит в Аварис от своего имени? Начальник гарнизона держал в своих руках мальчика, разыскиваемого царем, и не сделал того, что от него требуется?

Бодо всхрапнул и шумно затряс головой, как бы показывая хозяину, что нужно сделать со всеми этими мыслями. Шахкей тоже издал звук, похожий на храп или скорее на звук, который издает человек, схваченный за горло. Начальник гарнизона таким себя и ощущал. Невидимая рука Аменемхета сжимала ему горло, и он не знал, что ему делать. Он велел посыльному – уйди. Тот исчез, но почти сразу же заменился другим. Тот примчался от Захкея, младшего брата начальника гарнизона, что послан был старшим в павианову рощу.

Что?!

Захкей докладывал о скрытном, очень осторожном перемещении большой массы египетских пехотинцев из Темсена по направлению к роще.

Ловушка!

В голове начальника гарнизона затеялось калейдоскопическое перестроение, вся ситуация оказалась освещенной совсем с другой стороны. Он испытывал и огромное облегчение, и холод какой-то новой ответственности. Да, теперь он был свободен от пут старых планов, но не представлял себе, что делать дальше.

Получалось так, что Аменемхет предупредил Яхмоса.

Но зачем ему это надо?

Шахкей хлопнул себя по кожаным коленям. Как можно было доверять самому лукавому представителю этого самого лукавого из племен! Египтянин лжив, труслив и мстителен. Всякий, особенно жрец, пожираемый сверхмерной гордыней!

– Седлать! – во всю страшную командную глотку крикнул начальник гарнизона, и сонно сопевшая цитадель проснулась в мгновение.

Напрасно эти обожатели трупов презирают их, простых и справедливых конников. Сегодняшняя ночь заставит их во многом раскаяться.

Четыре сотни воинов были отправлены к павиановой роще с приказом передвигаться скрытно, при приближении к месту спешиться и вести лошадей в поводу, дабы не спугнуть пешеходную армию раньше времени. До пристани Темсена от южной оконечности Фив и пешком можно дойти за половину утра, на лошади, да еще во весь опор, это – мгновенно. Есть еще возможность успеть. Еще две сотни должны были оцепить храм Амона-Ра, чтобы не было ни у кого ни малейшей возможности покинуть его без разрешения.