Доктор Красавчик - Елена Сокол

И я понимаю, что по моей щеке ползёт слеза.

— Я была не права в том, что собиралась вычеркнуть тебя из жизни нашего сына. — Я перевожу взгляд с кольца на Никиту. — Если хочешь, ты можешь участвовать в его жизни. Не только материально, но и физически. И духовно, и эмоционально. Ты будешь воспитывать его. Будешь помогать мне гулять с ним, переодевать, купать, кормить, менять подгузники, укачивать, носить на ручках. Когда станет старше — будешь водить его к врачу, в детский сад, играть с ним, учить буквы и цифры, поддерживать, когда ему тяжело, утешать, когда он плачет, ухаживать, когда болеет. Пойдёт в школу — будешь делать с ним уроки, ходить на родительские собрания, выслушивать, давать ему советы, заниматься вместе с ним разными мужскими делами, будете ходить вдвоем на футбол, на рыбалку, играть в мяч…

Я вижу испуг в глазах Дубровского, и этот факт заставляет меня улыбнуться.

— Если ты захочешь быть ему папой, я не стану тебе мешать, Никита, но для этого вовсе не обязательно жениться на мне. Мы не будем счастливы вместе. — Я закрываю коробочку и вкладываю ему в руку. — Захочешь увидеть сына, будешь приходить по выходным. Не захочешь — я даже не обижусь. — Я кладу руку на его плечо и с тёплой улыбкой смотрю ему в лицо. — Я прекрасно понимаю, что ты не готов. Для тебя лучшим решением будет остаться с Нелли. Вы подходите друг другу. Она молодая, детей ещё лет десять не захочет. Уверена, твоя карьера стремительно пойдёт в гору. Ты и сам в этом убедишься, как только выйдет статья в «Manner»: все фанаты этой замечательной девушки станут твоими фанатами.

— Но я люблю тебя, Алиса! — Он перехватывает мою руку и прижимает её к губам.

— А я, кажется, люблю другого человека. Представляешь? — И перед моими глазами встаёт образ Вадима, который принял меня беременную чужим ребёнком, грязную, больную, с отвратительным, мерзким камнем в почке. Вадима, который поддержал меня в самый трудный для меня момент. Вадима, который любил бы меня любой, если бы его сердце было свободно. — Так иногда бывает, Никит. Тебе кажется, что любовь — это когда твоё сердце замирает, но оказывается, что это совсем не так. Любовь — это когда твоё сердце бьётся так сильно, что слышно всем вокруг.

— Что это значит, Алиса? — Вскакивает Никита. — О чём ты? Это тот мужик, да? Тот, с которым я видел тебя у ресторана? Это ты про него?!

Официант подносит тарелки и торжественно объявляет:

— Японское мраморное мясо Кобе!

Но Дубровский не обращает внимания:

— Что значит «люблю»? Мы же с тобой вот только недавно расстались?!

«Эх, ты. Дубровский, Дубровский».

— Прости, Никит, я, наверное, пойду. — Откладывая салфетку на стол, говорю я.

— Что значит «люблю»?! — Никита ошалело оседает на стул. — Ты же беременна от меня!

Мне становится неуютно: слишком много посторонних взглядов сейчас направлено на нас.

— Я не знаю, что это значит. — Признаюсь я. — И что с этим делать, тоже без понятия. — И на моё лицо пробирается улыбка. — Но я точно знаю, что не пойду за тебя замуж, Дубровский. Отдай кольцо Нелли.

— Но как же так…

В это время другой официант приносит воды.

— Спасибо. — Говорю я.

Делаю глоток, ставлю бокал на стол и ухожу.

Да, иногда любовь приносит нам суровые испытания.

И хорошо бы, если это чувство отключалось по щелчку пальцев: предали, обидели, расстроили, бросили — раз, и ставишь любовь на паузу. Так ведь нет — любишь, и когда тебе плохо, и когда хорошо, и когда ненавидишь человека, тоже любишь. Как идиот!

Когда такси подвозит меня к подъезду, и я вижу тёмную фигуру сидящего на лавочке, моё сердце рвётся за рёбра — на волю. За секунду разум рисует картину, как мы с Вадимом бросаемся друг другу в объятия, как страстно целуемся, меня бросает в жар, а потом… потом я вижу, что это не он.

Сидящий гораздо ниже ростом, он полнее и сутулится, как пожилой человек.

Это не Красавин, моё воображение меня подводит, но реальность бьёт ещё сильнее — я выхожу из автомобиля и вижу, как человек поднимается со скамьи. Это мой отец. Тот самый человек, который вдруг вспомнил о своём отцовском долге и благословил Дубровского на брак со мной.

И точно — в двадцати метрах от подъезда стоит припаркованный автомобиль моего отца. Интересно, Александр Палыч долго здесь сидит? Сколько уже провёл в ожидании? Я точно знаю, терпение — не его конёк, ведь если бы оно у него имелось, хотя бы, в небольшом количестве, то он дождался бы маминой смерти и только потом уже побежал по бабам.

— Алиска! — Бежит он ко мне.

«Ну, уж нет. Давайте без рук».

Я останавливаюсь. Складываю руки на животе так, что отгородиться от него дамской сумкой, но отцу всё равно — он с разбегу заключает меня в свои объятия.

Ладно.

— Алис, ты где так долго? Я переживал! — Папа трясёт меня за плечи, улыбается.

Я смотрю на его покрасневший от холода нос, на взъерошенные волосы, на морщинки в уголках глаз. Всё такое родное, знакомое, тёплое, но меня в очередной раз, по привычке, берёт обида: в детстве он предпочитал мне общество своих одноразовых подруг, а теперь отобрал и то немногое, что осталось — мою собственную близкую подругу, Лесю.

Я стою, разглядываю его постаревшее лицо и понимаю, что ревную его к ней. Папа опять выбрал не меня. Понимаю, что давно нужно отпустить ситуацию, но никак не могу.

— Как ты узнал мой адрес? — Цежу я сквозь зубы.

А он вновь обнимает меня. И сопротивляться становится всё труднее.

— Проследил за тобой вчера. — Выдыхает отец.

И от его рта поднимается облачко пара.

Холодно.

— Зачем? — Продолжаю терзать его я.

— Ну, как же зачем… — Он так искренне улыбается.

А я чувствую себя той же маленькой девочкой, которой так важно услышать: «Я тебя люблю», «Ты нужна мне», «Ты — моя девочка», «Ты лучше всех». Такие простые слова, которые каждый папа должен говорить своей маленькой принцессе.

Но ему всегда было так трудно выдавить это из себя.

— Не нужно за мной бегать, у меня всё хорошо. — Тихо говорю я, отстраняюсь и бреду к подъезду. — Надеюсь, у тебя тоже.

— Алис! — Стонет он. — Да не сердись ты на меня уже! Я же беспокоюсь за тебя, я же хочу помочь!

Это неправда. Он всегда думает только о себе.

— Я вчера у тебя под окнами кружил, кружил! Знал, что прогонишь! Ты же у меня упрямая — совсем как я. Алис! А сегодня вот — набрался смелости. Алиска!

Я прикладываю к домофонному замку ключ, пиликает мелодия, и дверь открывается. Я замираю и закрываю глаза.

— Доченька, я же люблю тебя, не сердись!