Игра в метаморфозы - Бернар Миньер

– То есть?

– Ну ты же сама как-то сказала в «Камелоте», помнишь? Подражатель… Тем или иным образом он знал детали первого убийства, двойного. Понял, что убийца воспроизвел мизансцену из «Метаморфоз» Овидия, и решил его имитировать. Это объясняет, почему он никак не проявлял себя столько лет… Кто знает, может, первого убийцы уже нет в живых – и появился новый…

Он увидел, что его гипотеза привлекла внимание Ассы. Она села на постели.

– Продолжай…

– В этом случае меняется представление о возрасте убийцы, и мы возвращаемся к традиционной гипотезе: ему двадцать пять – тридцать пять лет, может, чуть больше или чуть меньше…

Речь Алехандро ускорилась, зрачки расширились. Когда он снова подошел к кровати, Асса заметила в его глазах блеск, который с ним совершенно не вязался. И теперь она уже не была так уверена, что любит именно такого Алехандро.

– А если это так, – пробормотал он каким-то незнакомым, гортанным голосом, – то это кто-то из нас, из нашей группы: Улисс или… или я.

На этот раз Асса отодвинулась от него и замерла.

– Слушай, кончай эти игры. Не смешно!

– Может статься, это вовсе и не игры, – прошептал он, поставив колено на кровать, и пополз к ней, не сводя с нее горящих черных глаз.

– Если подползешь еще чуть-чуть, я врежу тебе по морде, дурак! Или по шарам!

Алехандро выпрямился и крикнул, раскинув руки:

– Господи, Асса, я же пошутил!

– За дверью кто-то есть…

– Что?

– Я слышала какой-то звук… Кто-то стоит…

– Да, за дверью, я уже слышал.

Он обернулся.

– Должно быть, это Хорди.

– Нет, Хорди пришел раньше, еще вечером.

– Не двигайся, – прошептал Алехандро.

Он бесшумно подкрался к двери, приложил ухо к створке и прислушался. Ничего не было слышно, кроме шума крови в висках. Тогда юноша рывком распахнул дверь.

На площадке было пусто. Но свет на лестничной клетке горел: кто-то щелкнул выключателем совсем недавно.

– Никого, – сказал Алехандро, чтобы успокоить Ассу.

Но именно в этот момент оба услышали, как хлопнула входная дверь.

Утро среды

Когда Алехандро и Асса на следующий день вошли в здание юридического факультета, собирался дождь. Пройдя мимо аудиторий по коридору, они дошли до лестницы, ведущей в подвал.

Едва миновали последние ступеньки, как увидели длинную фразу, написанную на стене красной краской, той самой, которой в университете обычно писали на стенах слово vitores[31], чествуя получивших степень доктора наук.

Надпись гласила: «Я нашел умирающую Прокриду, истекающую кровью, в изорванной одежде. Она пыталась вытащить из раны (о, плачьте над моим несчастьем!) стрелу, которую сама дала мне».

– Проклятье! – вскрикнула Асса.

– Он приходил сюда нынче ночью, – сказал Алехандро.

Дверь криминологической лаборатории открылась, и на пороге появился растрепанный и заспанный Улисс с дымящимся стаканом в руке.

– Привет! Ну и видок у вас, ребята…

Он проследил за их взглядами, и глаза у него вылезли из орбит.

– Это еще что такое?!

– Надо предупредить Саломона, – сказал Алехандро. – Сейчас же!

– Вот черт!.. Я думаю, он побывал в лаборатории: кто-то спер мой стакан и зубную щетку.

Утро среды

Советник по делам образования правительства Кастилии и Леона Эктор Дельгадо любил смотреться в зеркало. Стройный, безупречно выбритый красавец был поглощен тем, чтобы правильно завязать синий галстук от «Эрменеджильдо Дзенья» и надеть серый костюм от «Хьюго Босс» на белоснежную рубашку, при этом не теряя из виду свое отражение.

Эктор Дельгадо любил себя.

Он был успешной личностью и добился всего, чего хотел. Все остальное было не так важно. Ему очень нравилось производить на собеседников впечатление и создавать в их восприятии образ человека, полного жизненных сил, властного и компетентного. Мелкие жизненные неприятности стекали с него как с гуся вода.

Он вышел из комнаты и направился к лестнице. С первого этажа доносились крики и какой-то шум.

Эктор подумал о том, что у него очень красивая жена и прелестные дети. Единственным, что доставляло беспокойство, был возраст. Эта проклятущая стрела времени… Она летела всегда в одном направлении. Чтобы это понять, не надо быть ни Эйнштейном, ни Людвигом Больцманом. Достаточно просто обладать здравым смыслом. На лбу и в уголках глаз появились морщинки. Он уже подумывал о подтяжке, но очень уж не хотелось вместо лица обзавестись невыразительной восковой маской.

И вот блестящий советник, отец семейства, любящий и предупредительный муж вошел в кухню, поцеловал по очереди своих четырех дочерей и сына и слегка коснулся губами сладостных губ Мануэлы.

– Папа! Папа!

Дети сразу забросали его вопросами и просьбами. А он царствовал в своем маленьком мире гибко и уверенно, исторгая из уст очаровательной супруги одобрительный смех.

Съев с аппетитом яйцо в мешочек, вафельный бутерброд с беконом и выпив кофе американо, Эктор почувствовал тот же вкус завтрака, что и во время пребывания в Штатах. Он промокнул губы и взял свой большой портфель из коричневой кожи.

– До вечера, мои дорогие.

Улыбаясь, Эктор сел за руль своего «Мерседеса» класса Е.

Всякий раз, отправляясь в Сеговию, он задавал себе вопрос: как отреагирует жена, если узнает его тайну? Ясное дело, потребует развода. И наверняка почувствует отвращение. Слишком уж велика пропасть между тем Эктором, которого она знала, и тем, которым он был в глубине души. Между той жизнью, которую он вел в своей дружной многочисленной семье, и той, что поджидала его в Сеговии: тайной, фантастической, от которой Мануэла пришла бы в ужас и усомнилась бы в своем душевном здоровье, если б та жизнь вдруг возникла перед ней.

Прежде чем двинуться в Сеговию, Эктор припарковал машину на правительственной стоянке Кастилии и Леона в Вальядолиде, перед зданием, угловыми башнями и квадратными дворами напоминавшим тюрьму эпохи Ренессанса. Его словно втиснули между холмом парка Мирадор-де-Парквесоль и рекой. Зайдя в свой кабинет, он взял несколько документов и объявил секретарше, что утром у него назначена встреча с ректором Университета Саламанки.