Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - Роджер Долтри

Во всяком случае тур был отличным. До такой степени отличным, что на следующий год мы решили снова отправиться в путь и опять гастролировали по Америке. В 2007 году мы удостоились мемориальной таблички в Лидсе. В 2008 году мы получили награду Центра Кеннеди, традиционно присуждаемую за пожизненный вклад в американскую культуру посредством исполнительного искусства. Мы были первой рок-группой, удостоившейся этой награды, и мы были британцами. Если подумать, это было логическим завершением круга. Мы росли в послевоенном аскетизме, черпали вдохновение в американских группах, в ритме и блюзе. Наш протест происходил из протеста чернокожих в Америке. Теперь мы были в Белом доме и оттягивались с руководством. Мы стали важными шишками, ВИП-персонами. Получить признание в Америке было ни с чем не сравнимым удовольствием. Теперь мы могли бы успокоиться и все бросить, но вместо этого мы продолжили играть.

* * *

Меня часто спрашивают, на что был похож тот или иной концерт. Как это было на «Вудстоке»? В «Уэмбли»? В Railway Hotel в 1965 году? Как я уже признался, мне бывает трудно ответить. Простирается толпа до задней стены паба или уходит за горизонт, как на фестивале, для меня это не имеет большого значения. Я не отношусь к ситуации по-другому, даже если меняется ландшафт. Но если что и осталось у меня в памяти, так это шоу во время перерыва на Супербоуле в феврале 2010 года. Вам дается пара минут, чтобы возвести сцену в центре поля. Затем у вас есть двенадцать минут, чтобы разнести к чертям стадион, а после еще минута или две, чтобы убраться подобру-поздорову. Это полнейшее безумие. Перед любым другим концертом у команды есть пара дней, чтобы все подготовить, проверить звук и убедиться, что все подключено как надо. На Супербоуле, если один из проводов подключен в неправильное гнездо, то вы облажаетесь перед семьюдесятью четырьмя тысячами футбольных фанатов на стадионе и еще сотней миллионов телезрителей, которые сидят дома на своих диванах. (На всякий случай записывается фонограмма, и я по сей день не знаю, пел ли я тогда живьем или под фонограмму, потому что я никогда ее не слушал.)

Так что репетировали мы до упаду. Когда нас пригласили, мне очень понравилась идея посетить Майами в феврале. Приятно немного погреться на солнышке. Но, разумеется, это была самая холодная зима за последние годы. Всю неделю было чертовски холодно и шел дождь. Мы репетировали, репетировали и репетировали в гигантском ангаре с сотней добровольцев, пока они не довели сборку круговой сцены до автоматизма. Сам день начался довольно гламурно – с полицейского сопровождения на стадион Sun Life. А потом нас затолкали в вонючую раздевалку команды «Нью-Орлеан Сэйнтс», где мы просидели первую половину игры. За пять минут до выхода пришлось ждать в тоннеле. Игроки сломя голову бегут на выход, волонтеры бегут на поле, а я в этот момент пытаюсь все замедлить. Джон МакВикар сказал мне, что, прежде чем ограбить банк, он сидит в машине, повторяя про себя снова и снова: «Возьми себя в руки, возьми себя в руки». Потому что иначе можно струсить. Я не собирался грабить банк, но выход на сцену Супербоула заставлял сердце колотиться ничуть не меньше. Я не нервничал – это просто процесс замедления. Люди не понимают (или я надеюсь, что не понимают), какое интенсивное взаимодействие происходит в самом начале концерта – координация между тобой и другими участниками группы, звукорежиссером, парнем, который отвечает за внутриканальные наушники. Это очень напряженный момент. Даже во время рядового шоу над концертом работают шестьдесят человек. Если у вас получится замедлиться, то это поможет внести мелкие корректировки, чтобы все получилось как надо. Я ни разу не подумал: «Черт, на меня смотрят миллионы людей». Нет времени для размышлений. Я вышел, спел и ушел за кулисы. Сцена была тут же демонтирована, а «Нью-Орлеан Сэйнтс» тогда одержали победу.

* * *

Турне Quadrophenia 2012–13 годов чуть было не сорвалось. А ведь это означало бы, что не состоялся бы и наш юбилейный тур в честь пятидесятилетия группы. В таком случае все бы закончилось, прежде чем мы по-настоящему вернулись к радости от возможности снова выступать в группе. Последние пять лет были сплошным удовольствием: с группой все было прекрасно, семейная жизнь была великолепна. Я проводил время со своими внуками – возможно, даже больше времени, чем я проводил со своими собственными дочерьми.

В 2011-м я исполнял Tommy в Альберт-холле со своей группой. Как я уже говорил, каждую весну мне нужно организовывать по шесть-семь концертов для Teenage Cancer Trust. Прошу заметить, и так каждый год. Неплохой вызов, да? Кто бывает свободен весной? Кто уехал в тур? Кто сможет выкроить денек, чтобы выступить в Альберт-холле? В тот год после усиленных поисков мне все равно оставалось завербовать еще одного артиста. Никто не соглашался, и я решил поучаствовать сам. К моему удивлению, все билеты были распроданы. Я не кокетничаю. Выступали не The Who, а я один – без Пита, без Зака, но люди все равно хотели прийти послушать меня. Концерт тогда получился просто потрясающим.

Кроме того, моя маленькая группа отправилась в турне, и впервые за долгое время все работало как часы. Люди приходили вовремя и держали свое слово – прекрасно! С The Who все было далеко не так. Несмотря на то, что мы снова наслаждались музыкой, наши турне проходили со скрипом, потому что кто-нибудь постоянно косячил. Если один человек опаздывал на трансфер из отеля, нам всем приходилось его ждать. Когда такое случается, то весь чертов день идет насмарку. И дело не в том, что я нетерпеливый человек, просто я терпеть не могу опоздания, ненавижу тратить время впустую. Если мы договоримся встретиться в определенное время, а вы опоздаете на полчаса, то эти полчаса моей жизни мне уже не вернуть. Если у вас есть подходящее оправдание: например, вы застряли в лифте или свалились в шахту, то тогда все в порядке. Но если вы просто не можете вовремя поднять свою задницу с постели, то это никуда не годится. Мне нравится моя жизнь, и у меня ее осталось не так уж много, чтобы разбазаривать минуты. Во время турне и так хватает хлопот – без этого ожидания в вестибюлях отеля или в залах вылета из-за того, что один парень не смог собраться.

Поэтому, когда Пит объявил, что мы будет гастролировать с Quadrophenia в традиционном исполнении и с группой, которая не могла вовремя встать с постели, я просто сказал: «Нет». Мы встретились, чтобы обсудить это с Робертом и Биллом. Каждый настоял на своем, и на этом встреча закончилась. Очередной тур, который мог не состояться, просто потому что никто из нас не хотел уступать. Я помню, как ушел с той встречи, чувствуя себя вполне счастливым. Я тогда честно думал, что на этом все и кончится, потому что в этот раз все происходило немного не так, как в остальных случаях, когда возникала пауза. Я наслаждался своими сольными проектами, и по большому счету мне не было нужды продолжать ездить в турне с The Who. К чему терпеть месяцы мучений? К тому же мы уже гастролировали с Quadrophenia в 1996 году, и я чувствовал, что тогда нам далеко не все удалось. Зачем повторять это? В первый раз, когда Пит начал объяснять мне многослойную структуру Quadrophenia в 1972 году, я уцепился за одну фундаментальную идею. В группе было четыре парня, которые представляли четыре грани персонажа – «Квадрофения». Все просто. Когда группа играет на полную катушку, она выражает свои чувства. Вы импровизируете, не имея ни малейшего понятия, что будет дальше, но вы движетесь вместе, инстинктивно, словно стая скворцов. Однако версия 1996 года была совсем не такой. Скворцами там и не пахло. Была только машина, которая тащилась на первой передаче всякий раз, когда мы пыталась переключиться на пятую. Было много лишних вещей, мешающих простой концепции, которая давным-давно отпечаталась в моем сознании.