Кратос - Наталья Точильникова

– Ну, так ведите!

– Не сейчас. Я свяжусь с тобой. На сегодня все.

Мои браслеты светлеют, приобретают розовый оттенок, потом становятся прозрачными и падают с рук, втягиваясь в трубку на полу. Я смотрю на запястья: маленькие красные точки над венами, я бы никогда не заметил, если бы не знал.

Мне выдают темно-красную рясу. Вопросительно смотрю на Игоря: «Надеть?»

– Пока не надо. В следующий раз.

Я не уверен, что он будет.

Два часа ночи. Мой гравиплан поднимается над лесом, вдали видны огни Кратоса.

Я понимаю ужасную вещь: вокруг моего сердца нет защиты, и я совершенно не помню, когда она исчезла.

Дом моих родителей находится в университетском городке. Я очень люблю это место. Тихая улица с маленькими особнячками профессоров, без особых претензий и роскоши, зато с неизменным вкусом. В садах платаны, глицинии и жасмин. Желтый песок на стоянках гравипланов, окруженных фиолетовым местным кустарником, и блестящие никелированные столбики для парковки велосипедов.

Отец пригласил меня в девять утра, сославшись на спокойный день в управлении образования и необязательность своего присутствия. Мама в клинике. А это значит, что нам предстоит «мужской разговор».

Он подтянут и элегантен, но скорее склонен к скромности самурая, чем к изысканности царедворца, несмотря на высокий пост в чиновничьей иерархии. В темных волосах пробивается седина, хотя они ровесники с Хазаровским, а тот до недавнего времени играл роль героя-любовника при престарелой императрице. Думаю, мы с отцом очень похожи.

Мы играем в шахматы на балконе второго этажа. Рядом на столике в маленьких чашечках дымится чай и лежат круассаны, доставленные из ближайшей кондитерской. Отец практически не пьет, только по работе, для поддержания связей, и ненавидит это социальное пьянство. Я тоже рад отсутствию спиртного на нашем столе.

– Даня, – говорит он. – Ты понимаешь, что ты сейчас самый могущественный человек на Кратосе?

В сердце словно вонзается игла, облизываю губы и начинаю строить серебряный шар вокруг микроаннигилятора.

– Папа, это конфиденциальный разговор? – спрашиваю я.

– Да.

– Я слушаю.

– Страдин не тот человек, который может управлять империей. Его интересуют только расходы на армию и СБК. Финансирование науки и образования практически прекращено.

– Сейчас трудные времена, папа.

– Времена всегда трудные. Ладно, не это главное. Планомерное наступление на свободу тоже из-за трудных времен? В стране снова появились политзаключенные, люди осуждены по сфабрикованным уголовным делам.

– Я знаю о Хазаровском, – сказал я.

– Он не единственный, Даня. Собственность изымается без всяких оснований и распределяется между приятелями Страдина. А людей наказывают просто ни за что, за опрометчиво брошенное слово!

Я улыбнулся, вспомнив собственный пассаж об отделении от дяди Вовы.

– Знаю.

– И молчишь? За несколько лет он способен уничтожить все, что было создано императрицей!

– И что?

– Даня, ты с твоими метаморфами можешь легко захватить власть, Страдину нечего противопоставить.

Я усмехаюсь.

– На орбите флот адмирала Хлебникова.

– Он с нами, – тихо говорит отец.

– С вами?

– Недовольных много, Даня. Они есть среди профессуры, среди чиновничества, в армии. Даже СБК не полностью поддерживает Страдина.

– О боже! Университетский заговор! И Никита Олейников как секретарь подпольной организации.

Отец игнорирует шутку.

– Основная часть богемы тоже с нами.

– Угу! Революция поэтов! Страдина скинуть, Хазаровского посадить.

– Не Хазаровского, – говорит отец. – Тебя, Даня.

Наклоняюсь к столу, опираюсь локтями на столешницу, сплетаю пальцы. Надо переварить эту информацию.

– Твоя идея, папа? – наконец спрашиваю я.

– Нет. Они долго пытались выйти на меня для того, чтобы я с тобой поговорил. Это общая идея. Сначала рассматривалась кандидатура Хазаровского, но он категорически не устраивает ни армию, ни СБК. Ты подходишь всем.

– Папа, ты понимаешь, в каком положении сейчас Кратос?

– Если останется Страдин, будет еще хуже.

– Ерунда! Хуже будет, если начнется гражданская война. А она начнется. Страдинский трон не висит в воздухе, папа. У императора множество сторонников, страна расколется! – я перевел дух и отпил чаю. – А по вам плачет Психологический центр, при всем моем уважении к сединам твоих соратников. В основном старая гвардия Анастасии Павловны, я прав?

– Ну, беги, доноси твоему Страдину!

– Ты за кого меня принимаешь, папа? Скорее пришлю вам Ройтмана частным порядком, провести цикл бесед, или Дидье Шинона, есть такой замечательный психолог из Психологического центра Тессы.

Отец отвернулся от меня. Смотрит в сад, на высокую пихту с гроздьями длинных шишек у вершины. По ветвям прыгает белка, их завезли на Кратос пару сотен лет назад, уже почти местное животное.

Похоже, попытка обратить все в шутку с треском провалилась.

– У меня Т-синдром, папа, – говорю я. – Какой трон? Что вы будете делать, когда я умру?

– Ты успеешь исправить ситуацию, – жестко говорит он. – Ты сможешь.

– Значит так, – откидываюсь в кресле, наклоняюсь к подлокотнику, подпираю голову рукой. – Если они хотят видеть меня императором, надеюсь, мое слово для них что-то значит. Передай им, чтобы выбросили из головы дурацкие мысли и слушались Страдина. Все, я сказал.

– Он купил тебя с потрохами! – сквозь зубы процедил отец.

Поднялся с кресла и ушел в дом, чуть не хлопнув балконной дверью, а я еще четверть часа рассеянно наблюдал за рыжим зверьком в саду.

Когда-то давно, когда я был скаутом, бегал по лесам с деревянным мечом и стрелял шариками краски из спортивного бластера, мы выбирали некоего официального молодежного лидера. Никому особенно не хотелось заморачиваться, и выбрали личность серую и ничем не выдающуюся, только потому, что он сам хотел. Я рассказал об этом отцу.

– Вот поэтому нами и правит всякая шваль, – сказал он. – Потому что приличные люди не хотят мараться!

Я накрепко запомнил эти слова, на всю жизнь.

Нет, я не боюсь власти, папа. Танки грязи не боятся. Я не боюсь и смуты. Но я ее не хочу!

Я заставил себя успокоиться. Сегодня мне предстоит еще один разговор с неизвестным финалом.

Я назначил Алисии встречу в Университетском саду. Предлог был: я сказал, что мне нужна консультация. Отчасти это правда.