Redrum 2018-2019 - Юлия Саймоназари

Ира сморщила носик и недоуменно поинтересовалась, что это за жуткая вонь. Вытяжка не справлялась. Я дождался, пока Ира разденется, разделся сам, а когда она, улыбчивая и сияющая, повернулась ко мне, ударил ее в живот и втолкнул в комнату с прозрачными стенами. Ира упала на колени, хватая ртом воздух и кислотные испарения. Пока ее терзал удушающий кашель, я натянул респиратор, стиснул ладонью нож, вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Я резал ее так долго, как никогда и никого до нее. Она кричала. Она билась худеньким плечиком в запертую дверь. Выла, проклинала меня, умоляла, клялась, что выброшенное кольцо — это просто глупая шутка. Могло ли это остановить меня? Нет. Секс, каким бы восхитительным он ни был, можно прервать в любой момент. Но прервать таинство убийства? Это выше человеческих сил. Я впервые был близок с Ирой, близок по-настоящему. Удар — и загорелая кожа распадается надвое, ярко алый разрез сочится кровью, как истекающая соком вагина! А лезвие продолжает раскрывать все новые и новые отверстия в прекрасном теле!

Когда я загнал Иру к краю ванны, силы покинули ее. Адреналин недолго компенсировал потерю крови и усталость. Я подошел к ней, медленно-медленно. Обнял в последний раз, прижимая к груди дорогое, окровавленное тело. Нож вошел мягко, словно не резал, а раздвигал ткани Ириного живота. Моя любовь, женщина, с которой я мечтал прожить всю жизнь, тихо ахнула, как от оргазма. Я чувствовал горячее дыхание на ключице, чувствовал, как стекает по рукоятке ножа чужая жизнь. Член мой упирался Ире в бедро, толчками изливая семя. Я застонал, целуя мою умирающую любовь в окровавленный рот.

Вкус соли. Запах меди. Ощущение всемогущества.

Ира полетела в кислоту.

Откуда в слабых умирающих пальцах осталось столько силы? Они вцепились в меня, потянули за собой, и я впервые нырнул в жидкую могилу, которая столько раз скрывала мои жертвы. Я едва успел зажмуриться и набрать воздуха в легкие. Кислота сомкнулась над нами бесшумно, ничуть не возмущаясь, что вместо одного тела предстоит переварить два. Не в силах вырваться из мертвой хватки, я барахтался на дне ванны, слепой, задыхающийся, перепуганный.

Наконец пальцы Иры разжались, выпуская меня на поверхность. Я жадно вдохнул насыщенный химикатами воздух, но тут же закашлялся. Спазм скрутил меня в узел, и я едва не упал вновь. Кое-как совладав с кашлем, я в панике нащупал борт ванны, и замер…

Кислоты не было. Ни жжения, ни стекающих по лицу капель, ни холодящих объятий едкой жидкости. Только липнущий к телу влажный воздух подвала. Кожа моя была сухой, а голые стопы ощущали прохладу пластика. Все еще не понимая, что происходит, я провел пальцами по лицу. Кожа отчетливо скрипнула. Тогда я решился открыть глаза… и тут же пожалел об этом.

Ванна оказалась пустой. Вернее, там, где стоял я, не осталось ни капли. Последние крохотные ручейки стремительно бежали к противоположной стенке, туда, где возвышаясь надо мной на добрые полтора метра, закручивался жидкий смерч. В бурлящем вихре кипели жуткие ингредиенты, клыки, когти, куски шерсти и плоти. То тут, то там, точно гигантские ложноножки, вырастали конечности, мужские и женские руки, собачьи лапы, прозрачные щупальца. И повсюду были глаза. Карие, синие, черные, зеленые, они, не мигая, следили за мной. Я узнавал эти взгляды и, самое чудовищное — они узнавали меня! А когда в круговерти глаз возникло бесстрастное лицо Иры, я заорал, что было мочи.

Одним прыжком я выскочил из ванны и бросился бежать. Не знаю, как мои дрожащие руки совладали с замком, но я вырвался из подвала, взлетел по ступенькам и кинулся прочь из дома. В чем мать родила, я мчался по дороге, а спину мне все сверлил этот чудовищный взгляд многоглазого нечто. Встречные машины сигналили мне, редкие пешеходы расступались, а я бежал и кричал, и захлебывался рыданиями. Таким меня и подобрала патрульная машина…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Предположим. На секунду примем на веру все, что вы сейчас наговорили, — следователь устало провел рукой по лицу. — Если все это действительно так, то почему? Почему именно Савельева стала катализатором этого… гммм… процесса?

Он вновь отстраненно поковырялся ногтем в зубах.

— Не знаю, — честно ответил я. — Мне кажется, Ира здесь не при чем. Думаю, катализатором стало мое семя.

Я истерично засмеялся.

— Чудовище породило чудовище, это так логично, черт возьми! Ирочка, как бы я ее ни любил, всего лишь очередная жертва, слишком ту…

Я споткнулся, не закончив предложения. Хотелось закричать, завыть, хотя бы замычать, но ни звука не сорвалось с моих трясущихся губ. Зад прирос к стулу. Этого не могло произойти, но происходило прямо здесь и сейчас.

Следователь ухватил передний резец двумя пальцами. Старательно расшатал, туда-сюда и выдернул, легко, как из паза вынул. Мгновение он оценивающе осматривал зуб, затем обсосал его, слизывая капельки крови, и уложил на стол передо мной. Белая кость на серой столешнице смотрелась, как нарисованная.

— Знаете, — прошамкал следователь, раскачивая следующий зуб, — несмотря на всю нереальность вашей истории, отнеслись мы к ней достаточно серьезно. Даже отправили опергруппу в ваш загородный дом. Вот только не нашли ничего.

Вырванные зубы ложились на стол кривым заборчиком. Следователь улыбнулся, широко, так, чтобы я видел, как из размякших десен прорастают желтые собачьи клыки. Нижняя челюсть съехала на бок, к виску, и там начала вытягиваться, обрастая вторым рядом зубов. Обвисшие щеки заколыхались, потекли, сливая коротко стриженую голову с покатыми плечами. И глаза. Они меняли свой цвет так стремительно, что меня затошнило. А может виной всему был удушливый запах несвежего желудка, ползущий по допросной. От рук следователя протянулись толстые прозрачные жгуты, крепко перевив мои запястья. Кожу защипало едкой кислотой.

— Мы обыскали весь дом, — выдавила клыкастая пасть, и я с ужасом узнал чудовищно изуродованный Ирин голос. — Мы нашли подвал. И ванны. И нож. Но ни следов крови, ни трупа. Ванны оказались пусты. Боюсь, что экспертиза тоже ничего не найдет, и нам придется вас отпустить…

На морщинистом лбу следователя проклюнулся налитый кровью глаз. Не выдержав его злобного взгляда, я тихо заплакал. По ногам побежали горячие струи мочи.

— Не надо, — прошептал я. — Не надо, пожалуйста.

Слезы обжигали щеки. Я хотел зажмуриться, но то, что сидело напротив, парализовало мою волю. Оставалось лишь бессильно плакать и молиться богу, в которого я никогда не верил.

— Что? Что это с тобой? — на Ирин голос наложились другие, целый женский хор — Кристина, Инга,