Преисподняя - Оливер Боуден

«Какая досада, что Итану было не суждено увидеть их в действии», – думал Джордж.

Итан умер от плеврита чуть больше месяца назад. Ему было всего сорок три года. Джордж немало времени провел у постели Итана и с грустью наблюдал, как его старый друг увядает, будто лоза, уже неспособная дать виноградные грозди.

– Джордж, обязательно найди частицу Эдема, – однажды потребовал Итан. – Пусть Иви и Джейкоб займутся поисками. Будущее Лондона теперь в их руках. Близнецы, ты и Генри – вот и все ассасины Лондона.

– Не говори так, Итан, – сказал Джордж и откинулся на спинку стула, пряча обжигающие слезы. – Ты сам нас поведешь. Ты неукротим, Итан. Ты прочен, как эти чертовы поезда, что днем и ночью гремят по Кройдону.

– Надеюсь, Джордж. Я искренне на это надеюсь.

– И потом, совет не давал разрешения на какие-либо операции в Лондоне. Они считают нас слишком слабыми.

– Я лучше любого совета знаю, когда мы готовы. Уверяю тебя, мы готовы. Генри сделает свою часть работы, а затем в дело включатся Джейкоб и Иви.

– В таком случае поторопись с выздоровлением. Сам и поставишь совет в известность, – сказал Джордж, изображая упрек.

– Непременно, Джордж. Непременно…

Итан не договорил. У него начался приступ кашля, и на муслиновом платке, который он держал возле рта, запестрели капельки крови.

– Джордж, а мы ведь были совсем близко, – со вздохом заговорил он в другой раз. Итан сильно ослаб и угасал буквально на глазах. – Представляешь, частица Эдема находилась всего в нескольких метрах от меня. Ближе, чем сидишь сейчас ты. Я уже протягивал к ней руки.

– Ты сделал все, что в твоих силах.

– Значит, не все, Джордж, если операция провалилась. Я потратил силы на провальную операцию.

– Не забывай, возникли обстоятельства, над которыми ты был не властен.

– Я подвел Призрака.

– Он и сам допускал ошибки. Не знаю, согласится ли он их признать. Не знаю я и того, в какой мере его ошибки способствовали провалу операции. Но факт остается фактом: тогдашняя наша миссия провалилась, и сейчас нам нужно сосредоточиться на перегруппировке сил.

Итан повернулся к нему, и единственное, на что был способен Джордж, – это не поддаться горестным чувствам. Он сознавал: достижения ассасина Итана Фрая никогда не поставят в один ряд с подвигами Альтаира, Эцио или Эдварда Кенуэя. И тем не менее Итан Фрай честно служил братству. Это был человек, который даже в минуты тягот и потрясений сохранял жажду жизни. Глядя на Итана, казалось, будто у него внутри шла неутихающая война с самим собой, которая толкала его на поиски и эксперименты, не давая успокоиться. Он всегда мчался вперед.

Так было. А сейчас перед Джорджем лежал бледный, осунувшийся человек. Не верилось, что еще совсем недавно кожа его лица и рук была гладкой и упругой. Глаза, в которых пылала страсть, потускнели и ввалились. Итан больше не искал жизненных приключений; он двигался по длинному пути, оканчивающемуся смертью.

Все началось с инфлюэнцы. Итан переболел ею и уже считал, что поправился, когда появились боли в груди и постоянный сухой кашель. Последний сменился кашлем с кровью. Итан обратился к врачу, и тот поставил диагноз: плеврит. Врач флегматичным тоном сообщил, что от плеврита умерли Бенджамин Франклин и Уильям Вордсворт.

Тем не менее врач уверил Итана и близнецов: плеврит – это всего лишь воспаление в груди. Пациенту нужно побольше отдыхать, и велика вероятность, что плеврит пройдет сам собой. Медицине известны многочисленные случаи самопроизвольного излечения от плеврита.

Правда, Бенджамин Франклин и Уильям Вордсворт не вошли в число счастливчиков.

Позже стало ясно, что и ассасину Итану Фраю тоже не повезло. С каждым днем плеврит все сильнее утверждал свою власть над его телом. Это было видно по его бледнеющей коже. Еще более наглядным свидетельством торжества болезни был надсадный кашель, вырывающийся из груди, которая давно разучилась бесшумно дышать. Зрелище кашляющего Итана наводило ужас. Он перебрался в мансардную комнату, заявив:

– Не хочу, чтобы моя болезнь становилась обузой для близнецов.

Это не помогло. Его кашель был слышен и на лестнице, и в комнатах нижних этажей, где Иви и Джейкоб озабоченно кусали губы, опускали глаза или переглядывались, черпая силу друг в друге.

Ужасную историю болезни отца во многом можно было проследить по реакции детей. Вначале близнецы лишь закатывали глаза, считая, что отец преувеличивает серьезность своей болезни. Они думали, будто Итану захотелось, чтобы с ним возились, охали и ахали возле его постели. Затем, когда действительность со зловещей прямотой показала: отец не выздоровеет ни в ближайшие дни, ни даже в ближайшие недели, в глазах брата и сестры появилась тревога.

Теперь же приступы отцовского кашля заставляли близнецов вздрагивать. Их глаза наполнялись слезами. Через какое-то время они смотрели друг на друга так, словно желали, чтобы отцовские мучения прекратились раз и навсегда.

Итан запретил им приходить к нему в любое время. Они бы охотно просиживали возле его постели дни и ночи, как когда-то он сидел у постели своей любимой жены Сесилии. Возможно, прежний опыт подсказывал Итану: стул возле ложа любимого человека – не лучшее место для времяпрепровождения.

Меж тем, когда ему становилось лучше, он сам звал детей, велел стереть с физиономий всю тревогу и беспокойство (он же еще жив, черт побери) и учил, как в новых условиях вести борьбу с тамплиерами. Иви и Джейкобу предстояло сделаться авангардом этой борьбы. От него они узнали, что отец обратился к совету с письмом, прося допустить Иви и Джейкоба к настоящим делам.

Итан знал: дни его сочтены и он покинет этот мир. Он действовал как шахматист, подготавливая фигуры для последней атаки, которую уже не увидит. Но он хотел, чтобы фигуры стояли на нужных местах.

Возможно, это было его искуплением за ошибки прошлого.

Итана привел в ярость отказ совета позволить близнецам участвовать в делах братства. Совет вообще запрещал какие-либо действия в Лондоне до тех пор, пока положение не изменится и они не убедятся в оправданности действий. В шахматах это называлось патовой ситуацией.

Джордж постоянно навещал друга. Тот вечер ничем не отличался от всех прочих вечеров. Как всегда, они поговорили. Потом Итан задремал. Прикорнул и Джордж, убаюканный приятным теплом мансарды. И вдруг какое-то шестое чувство вырвало его из дремы. Итан лежал, скрестив руки на груди. Глаза больного были закрыты, а из открытого рта текла тонкая струйка крови, пачкая мокрые от пота простыни.

С тяжелейшим сердцем Джордж подошел к телу, изменил позу покойного, натянув одеяло до подбородка. Достав носовой платок, Джордж стер кровь с губ друга.

– Прости меня, Итан, – шептал он, вытирая кровь. – Прости, что позволил себе заснуть в те мгновения, когда должен был находиться рядом и помогать тебе перейти в мир иной.