Бог не играет в кости - Алекс Тарн

Что происходит в результате? В результате клопы просто переползают из квартиры в квартиру и продолжают вволю сосать человеческую кровь. Ну, студента я еще могу понять — он и в самом деле жилец временный. Но что прикажете делать в этой ситуации остальным? Съезжать с квартиры? Но они не хотят! Они здесь родились! Наконец, им некуда больше деваться! Да и разве это не унизительно — оставлять квартиру клопам? Вот и получается, что единственный способ борьбы с паразитами заключается в добровольном объединении всех, всех, без единого исключения. Как только у дома появляется единый хозяин, проблема решается быстро и одним ударом. Именно это и пытался сделать Гитлер в Общеевропейском Доме. Понятно, что с точки зрения паразитов объединение Европы представляло собою настоящее несчастье.

Теперь они уже не могли перебегать из страны в страну, как это делали прежде. Впервые в истории возникла ситуация, когда их дружно травила вся объединенная Европа! Вы скажете: как так можно?! Ведь речь идет не о клопах, а о людях, какими бы мерзкими они ни казались. Вот именно! В этом-то и заключалась главная сложность. Европейцы могли бы сразу истребить их всех, но это было бы в высшей степени негуманно. В любых ситуациях человек должен оставаться человеком.

Германские власти долго пытались найти подходящее решение. Возможно, вы слышали о мадагаскарском проекте? Предлагались и другие. Увы, все они провалились один за другим. И главной причиной стало понятное нежелание всех без исключения стран принять у себя этот народ, принять на себя это проклятие. Разве Америка не закрыла перед ними свои двери? Разве англичане не блокировали своим флотом их возможное переселение на Мадагаскар? Разве арабы согласились принять их на своих пустующих землях? Даже если бы они хотели убежать, им просто некуда было деться! Некуда! Некуда! Что же им оставалось делать? Бороться! Они объявили войну Европейскому Рейху. Естественно, не своими руками. Они никогда не делают ничего своими руками. Они мобилизовали на помощь изобретенные ими же Советы. Они привели к власти Рузвельта и втравили в войну Штаты. На полях сражений лилась кровь немцев и американцев, бельгийцев и русских, англичан и французов. На первый взгляд это выглядело, как война Европы против России и ее англосаксонских союзников.

Так я и предполагал, пока не понял, что ошибаюсь. Это была война Объединенной Европы против Мирового Еврейства. Именно так представляли себе это столкновение Гитлер и его европейские единомышленники. А коли так, то по логике вещей получается, что все концентрационные лагеря без исключения являлись лагерями военнопленных. Военнопленных, а не гражданских лиц, даже когда речь шла о детях. Кому-то подобное разделение может показаться малозначащей игрой в термины, но с точки зрения «Красного Креста» оно было необыкновенно важно, поскольку в таком случае еврейские заключенные концлагерей автоматически подпадали под действие Женевской конвенции о военнопленных.

Но вернемся к Терезиенштадту. Как говорил мой ванзейский приятель Генрих Брайтнер, этот экспериментальный проект являл собой жест доброй воли, возможно даже — руку дружбы, протянутую сражающейся Европой своему непримиримому врагу. Европа как бы говорила евреям: вот вероятное решение вопроса, не связанное с депортацией. Вам не придется отправляться на Мадагаскар, в Антарктиду или в пески Палестины. Взгляните — вот компромиссная модель, которая, вполне вероятно, всех устроит, хотя бы временно — чисто еврейский город с собственной автономной жизнью, включая самоуправление. Как ни посмотри, Ваша честь, это было великодушное предложение. На взгляд Брайтнера, даже чересчур великодушное. Для того ли проливали кровь лучшие сыны Европы, чтобы на ее теле остались, пусть тщательнейшим образом изолированные, но все-таки язвы? Но Гитлера выводила из себя развязанная евреями мировая бойня. Он рассчитывал на передышку для того, чтобы продолжить борьбу другими, мирными, пропагандистскими средствами. В этой ситуации Терезиенштадская модель представляла для него особую важность. Он как бы сигнализировал миру: люди, смотрите, я готов к компромиссу! Прекратите кровопролитие! Прекратите слушать еврейскую пропаганду! Это не ваша война!

Я услышал подробности о жизни в Терезиенштадте летом 43-го года от его тогдашнего коменданта, штурмбанфюрера Антона Бюргера, который оказался приятелем Брайтнера по школе СС. Антон обладал первоклассным чувством юмора, и во время своих наездов в Берлин немало развлекал нас своими рассказами о еврейском городе. По его словам, в городе работали магазины, кафе и даже банк, где жители могли хранить свои сбережения, заработанные на этот раз не плутократством, а общественно-полезным трудом. Терезиенштадские деньги, естественно, имели хождение только внутри крепостных стен — город тщательно охранялся. Кстати, вся охрана состояла почти исключительно из чешских жандармов.

Мы с удивлением слушали о футбольных матчах, о нескольких оркестрах — симфонических и даже джазовых, о поставленных в городе операх и прочих несуразностях, абсолютно не вязавшихся с нашим представлением о концентрационном лагере. В рассказах Бюргера Терезиенштадт скорее напоминал курорт, чем европейский город в самый разгар войны. Работой евреев тоже особенно не утруждали — насколько я помню, они клеили картонные коробки или что-то в этом роде. Брайтнер очень этим возмущался. Да и я, честно говоря, досадовал — продовольственные посылки, посылаемые в Терезиенштадт, было бы куда уместнее отправлять в другие, более подходящие места.

— Надо будет как-нибудь заехать к тебе, Антон, — говорил я Бюргеру. — По джазу я соскучился.

Тогда по молодости лет я обожал джаз, Ваша честь, а в Берлине эту музыку не жаловали из-за ее дегенеративных корней.

Бюргер смеялся:

— Джаз-то у них есть, да только высидишь ли ты на концерте?

— А почему нет?

— Да потому что музыканты кишат блохами, вшами и прочей живностью! Уже через десять минут ты начнешь чесаться, как сумасшедший.

Да, да, Ваша честь. По словам Антона, никакие его старания не могли заставить обитателей Терезиенштадта соблюдать правила элементарной гигиены. Нелепые, грязные люди, живущие по странным правилам, обросшие паршой и идиотскими слухами… Бюргер рассказывал, что когда прибыл транспорт подростков с востока, то они сначала наотрез отказывались входить в душевые — приходилось заталкивать прикладами и пинками. Почему? Оказалось, что кто-то им наплел, что в душевых вместо воды пускают газ! Можете себе представить? Обычная гигиеническая процедура ассоциировалась у этих несчастных со смертью!

После войны я читал россказни о том, что терезиенштадские вши и связанный с ними тиф стали следствием ужасающей тесноты. Что, мол, в пространство, где до войны проживали семь тысяч человек, нацисты втиснули чуть ли не в десять раз больше. Глупости! Во-первых, во время инспекции я видел превосходные четырехъярусные нары, так что планирование и использование свободного места было произведено самым тщательным образом. А кроме того, ну и что ж, что тесно? Что, от этого надо разводить вшей? Просто, если хотите знать мое мнение, этот народ не привык мыться. Уже только за одно это стоило бы их изолировать — говорю вам, как представитель «Красного Креста», имеющий некоторое представление о том, что такое общественная гигиена.