Дьявол не любит ждать - Себастьян Фолкс

Бонд выждал столько времени, сколько, по его расчетам, нужно было Скарлетт, чтобы добраться до дверей и выйти, а потом побежал в сторону кабинета Горнера. Он наугад нажал цифры на кодовом замке и встал так, чтобы его было хорошо видно через камеру наблюдения. Не прошло и нескольких секунд, как над дверью замигала красная лампочка. Мгновение спустя весь коридор уже был залит ослепительно ярким светом, раздался вой сирен, потом злобный лай немецких овчарок. С разных сторон послышался топот множества ног. Судя по всему, сюда сбегался весь личный состав караула.

«Ну что ж, отвлекающая диверсия, похоже, удалась, — подумал Бонд. — Теперь главное — не переиграть, а то еще убьют при попытке к бегству». Он поднял руки высоко над головой.

Буквально через пару секунд шесть полуавтоматических винтовок нацелились в голову Бонда, а три немецкие овчарки, едва удерживаемые на поводках, бросались, норовя вцепиться ему в лицо. Он стоял неподвижно, упираясь спиной в дверь кабинета Горнера и держа руки над головой, и надеялся лишь на то, что его расчеты оправдаются.

Он был уверен, что люди Горнера получили приказ оставить его в живых. Конечно, даже не будь у Горнера такого пленника, как Бонд, он нашел бы британского гражданина, которого можно было бы посадить за штурвал угнанного «VC-10», — например, вернуть туда пилота, под угрозой оружия посадившего самолет посреди пустыни. И все же, рассчитывая на максимальный эффект от своей провокации, Горнер ни за что не стал бы использовать неизвестного заложника в качестве инструмента нападения на Советский Союз, если у него был шанс «пристроить» на это место хорошо знакомого и давнего противника. Бонд подумал о том, что тяга к эффектным символическим жестам, собственно, и определяет все действия и поступки Горнера, включая мстительный план, который он пытается осуществить.

Вскоре он заметил, что в конце коридора в ярком свете включенных среди ночи люминесцентных ламп появился уже знакомый силуэт, увенчанный кепи Иностранного легиона, и Бонд вдруг понял, что испытывает при виде Шагрена новое и странное чувство: облегчение.

Шагрен подошел ближе и пролаял несколько слов на фарси. Охранники чуть расступились и дали ему место пройти.

— Девчонка — где? — спросил Шагрен.

— Не знаю, — ответил Бонд.

Несомненно, они уже обнаружили открытую дверь и ведут поиски снаружи здания. Игра Бонда основывалась на том, что им и в голову не придет разыскивать молодую женщину, вырвавшуюся фактически из камеры смертников, на борту самолета, который, как ей прекрасно известно, должен уже на следующий день потерпеть катастрофу. О таком варианте они подумают в последнюю очередь. Шансы на успех, по правде говоря, были невелики — но больше Бонду и Скарлетт вообще не на что было рассчитывать.

Шагрен кивнул в сторону коридора, в направлении камеры, и отдал несколько коротких распоряжений. Бонду заломили руки за спину и потащили его по коридору; он тем временем старался внимательно следить за всем, что происходит вокруг. Судя по всему, распоряжение об отбое тревоги еще не поступило: звуки сигнализации и топот сотен ног, обутых в тяжелые армейские ботинки, доносились отовсюду. «Беги, беги, Скарлетт», — беззвучно повторял он про себя. Картина стройной, нет, даже хрупкой фигурки, возносящейся вверх, в темноту, на открытой подъемной платформе, по-прежнему стояла у него перед глазами.

Двое охранников втащили Бонда в камеру, снова связали ему руки и остались возле него, а двое заняли места снаружи, по обе стороны от двери. Через несколько минут, когда звуки сигнализации и сирен смолки, дверь открылась и вошел Шагрен.

— Вниз, — сказал он, тыча пальцем в песчаный пол.

Бонд опустился на колени, поставив одно из них на песок в том месте, где были закопаны осколки стекла.

— Девчонка — где? — снова спросил Шагрен.

— Я уже сказал, — ответил Бонд, — я не знаю. Охранник открыл дверь, потому что ей стало плохо. Она убежала, но куда — я не знаю. А я пошел по коридору, чтобы сообщить доктору Горнеру, что его гостья пропала. Похоже, я подзабыл код замка на дверях в его кабинет.

— Врать! — заорал на него Шагрен. — Врать!

Та половина его лица, которая сохранила подвижность после операции, была искажена гримасой ярости, вторая же оставалась неестественно застывшей. В одном углу рта выступила пена.

«И вот эту страшную рожу, — подумал Бонд, — видели глаза тех несчастных школьников, которые сидели себе спокойно, поджав ноги, где-нибудь на полянке посреди деревни, собираясь слушать библейскую притчу о добром самаритянине».

— Сказать мне, куда идти девчонка. Сказать мне!

Бонд посмотрел на своего мучителя даже с каким-то сочувствием. У него в голове вертелись слова давно позабытого евангельского стиха.

— Пустите детей, — проговорил он, — и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство…

Шагрен изо всех сил ткнул Бонда сапогом под ребра, и тот услышал хруст сломанной кости. Потом Шагрен вынул из нагрудного кармана рубашки кожаный футляр и достал оттуда две палочки для еды, сделанные из слоновой кости. На них были выгравированы и прокрашены красной краской китайские иероглифы.

Один из охранников схватил Бонда за волосы и запрокинул его голову назад, второй крепко сжал ему челюсти, а Шагрен медленно и глубоко воткнул Бонду палочку в левое ухо.

Охранники по-прежнему держали голову Бонда как в тисках, а Шагрен так же аккуратно и тщательно вставил вторую палочку. Бонд ощущал, как она упирается в его барабанную перепонку.

— Ты слышать плохие вещи и не говорить, — сказал Шагрен. — Вот что Фам Син Куок делать, когда человек слышать плохие вещи.

Бонд сжал зубы, когда Шагрен подошел вплотную и расставил ноги. Он видел, как армейские ботинки вжимаются в песок для лучшей опоры и как Шагрен широко раздвигает руки.

В этот момент Бонд закрыл глаза, а потому не увидел лица человека, с губ которого слетело одно-единственное слово:

— Стоп.

Бонд посмотрел в сторону двери и разглядел в зарешеченном окошке длинные пальцы в большой белой перчатке. Дверь открыли, и в камеру вошел Горнер; на нем был алый шелковый ночной халат.

— Спасибо, Шагрен. Можешь идти. Я хочу, чтобы Бонд услышал завтра все нужные инструкции. Ему ведь самолет вести. Вставай, — скомандовал он Бонду.

Тот поднялся на ноги.

— Ну вот, — продолжал Горнер, — значит, эта сучка сбежала. Рабочие будут очень разочарованы, если я не смогу вернуть ее. Но думаю, можно что-нибудь устроить и без нее, правда? — Он ухмыльнулся.

«Поппи, — пронеслось в голове у Бонда. — Он выставит ее вместо сестры, а рабочие, конечно, и не заметят разницы».

— Ладно, — сказал Горнер, — в любой игре иногда нужно пожертвовать пешку-другую. Чтобы выиграть войну, порой приходится проиграть второстепенное сражение — а положа руку на сердце, я могу признаться, что толку от этой девчонки не было никакого, одна морока. Главное, что крупная рыба осталась в моих сетях. Я прав, Бонд?