Тот самый сантехник 7 - Степан Александрович Мазур

и снова лето. Однажды берег наводняется половодьем. Идут массивные дожди. Вода снова подхватывает палку, уже заросшую тиной, мхом. И она снова плывет по реке, пока не оказывается разрубленной надвое проплывающей лодкой с мотором. Винт рубин палку, мужики на судне матерятся, но плывут дальше. А ниже по течению плывет уже жалкая щепка, подгоняемая не только течением, но и ветром.

«А теперь драмы, Борь. Или юмора в стиле „девки в озере купались“, да обнаружили неизведанное. Сценарий должен играть!»

Немного подумав, Глобальный тряхнул уставшей кистью и дописал.

Эту щепку подхватывает мальчик лет двенадцати, стоя по пояс в воде. И несёт к асфальту, где вытачивает из неё кораблик, шоркая о выступы. Он вроде как дает новую жизнь дереву. Затем вставляет зубочистку-мачту. Делает фантик-парус. Получается довольно красивый кораблик для его лет, хоть в бутылку вставляй.

Вдохновленный ребёнок даже показывает изделие отчиму или дяде. Диалог по типу:

— Смотри, как красиво. Можно я заберу это домой, дядь?

Но дядя-алкаш с бутылкой пива в одной руке берёт брезгливо другой рукой, усмехается и просто кидает кораблик обратно в реку.

С ответом:

— Что за жалкая хренотень? Повзрослей уже! Я в твои годы уже подрабатывал!

Но «Кораблик» не сдаётся. Он плывет дальше по реке, вдруг подняв парус, и плывет именно так, как должен плыть корабль. Потому что пацан его сделал красивым и геометрически-правильным.

Так можно и до самого моря доплыть или до океана. Но это не требуется. Потому что пришвартуется кораблик у ног инвалида-колясочника.

Мужчина на инвалидной коляске стоит у берега реки, не понимая, как ему дальше жить. Он всё в жизни потерял. И лучше не будет.

«Боря, не переборщи с драмой, а то начнут показывать по центральному телевидению. Копаться начнут, автора искать. А оно тебе надо? Тебя альтернативная рок-группа об услуге попросила, а не попса. Зачем тебе слава и быть знаменитым? Тебе работать надо».

Но Боря не слушал и несмотря на ноющее запястье, продолжил выводить буквы.

Мелькают «флешбеки», где тот мужчина бегал на соревнования и имел большую семью. Но какая-то нелепая случайность: авария, автомобильная катастрофа. И вот он один выкатывается из больницы на коляске. Никого нет. Жизнь не будет прежней. Он просто заказывает такси, и таксист высаживает его у берега реки, узнав, что у него нет денег.

Инвалид-колясочник решает утопиться. Он просто закатывается прямо в коляске в воду. Вот вода уже по колени. Дальше быстрое течение. Тело подхватит, унесёт в море и его не скоро найдут.

Кульминация: мужчина с ограниченными возможностями здоровья уже собирается оттолкнуться от поручней коляски и тут… на колени приплывает этот самый кораблик.

Парень берет его, плачет, но он в восхищении. Какая-то маленькая красота показывает, что он должен жить. Этот важный момент останавливает его от самоубийства.

А сзади уже бежит таксист, которому стало стыдно, что высадил инвалида, бросил ради денег. Всякое по жизни бывает. Об этом он и кричит что-то сзади, вытаскивая коляску на берег.

— Парень, прости! Я — дурак. Чего это я?

Инвалид молча держит в руках кораблик, плачет, но точно понимает, что он будет жить дальше. И не опустит больше рук.

Финал : дальше сценки, как он работает за компьютером, находит девушку по интернету с общими интересами, они заводят семью. Снова дети, успех в бизнесе. А кораблик стоит на столе на видном месте в большой красивой бутылке в их общей квартире.

Боря поставил последнюю строчку и со стоном сполз со стула, держась за кисть. Последний раз так много писал ещё в школе в девятом классе. А теперь ещё набирать весь текст на телефон. Но это уже в радость.

Основная мысль клипа настолько прописана посылом, что если группе с ходу не дадут статуэток, тарелок и прочей музыкальной посуды, то мир слепой, глухой и тупой как минимум со своими бесконечными «ля-ля-ля» и «туц-туц-туц».

Разминая руку и глядя в потолок, Боря вдруг подскочил в озарении. Чувства ведь! Эмоции! Вот тот самый мостик, который можно перекинуть до Стасяна в его страну забвения.

И Глобальный тут же набрал номер бывшего крановщика, который в это время сидел на кровати, не понимая толком, как жить.

К Стасяну постоянно приходил человек из соседней палаты, звонили какие-то пожилые люди, плакали. А все остальные вели себя отстранённо. Только человек в форме пришёл, долго расспрашивал, а затем поставил жирный крест в листике. Так Станислав Евгеньевич и понял, что комиссован. Трехмесячная служба подошла к концу. Во всяком случае, об этом его уверяла бумага, где предложили расписаться.

А что он делал эти три месяц и где, для Стасяна было так же не ясно, как зачем называть арбузы «мальчиками» и «девочками». Ведь арбузы так и так — вкусные. Но в отделении их почему-то не давали. Видимо, не сезон.

На дисплее высветилось «Боря». Крановщик вздохнул, не имея с этим именем никаких ассоциаций, но трубку взял.

Если подписано, значит не мошенники.

— Да?

— Стасян! — с ходу выпалил Глобальный. — Катя! Катенька-Катёнок твой! Помнишь? Не котёнок, а катёнок. Ты эту девочку удочерить ещё хотел. Вы под обстрел попали. Она тебе смешной показалась и храброй. Вспоминай, мать твою за ногу!

— Катя? — задумался Стасян и покачал головой. — Не помню.

— Жопа ты с ручкой! — даже расстроился сантехник и снова участливо спросил. — Что, совсем ничего не колыхнулось? Ни мыслишки?

— Борис… — кашлянул мужик на больничной кровати. — Я понимаю, что вы стараетесь мне помочь. Но я вас не помню. Нас что-то связывало?

— Да уж связывало! — не сдавался Боря. — Мы работали вместе, в больнице лежали вместе, и бандитов однажды задержали вместе. И к бабке лазили. И батарея ещё эта. И… Стасян, бляха-муха, мы же тебя с Кишкой провожали на «передок» и пили, как последние черти! Там ещё одна немка русифицировалась от бормотухи. Помнишь?

— Немка? Кишкой? — слабо повторил Стасян.

— Кишинидзе тоже не помнишь? — Боря уже не знал, что такого припомнить, чтобы помочь. — Дашку помнишь? Спортзал? Ты же гантели мял как пластилин! И гири метал через крышу. А грифы гнул как мармеладки. Жаль, это зафиксировать специальные ведомства не успели.

— В каком плане гнул? — удивился Сидоренко. — Разве способен человек гнуть грифы?

— Да я и не знаю в каком, — растерялся Глобальный. — По-моему, ты их и без плана неплохо гнул. Ты что, не помнишь, насколько ты