Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга - Александр Григорьевич Звягинцев

там выставляться не должно было. Но деваться было некуда. Мистер Милнер сообщил о встрече тоном, не допускающим возражений. Разумеется, ехать он собирался один, но Марина, узнав, куда он отправляется, напросилась тоже. Пришлось уступить, потому что участившиеся в последнее время ссоры между ними могли вспыхнуть по любому пустяку и уже сильно измотали Нагорного.

На аукционе, разумеется, наткнулся на кучу знакомых, пришлось вступать в бессмысленные разговоры. Марина тоже с кемто обнималась и целовалась. Потом на какое-то время они потеряли друг друга. Тогда в толпе вдруг и нарисовался мистер Милнер, моложавый, неприметный мужчина с непослушными светлыми волосами, по-мальчишески падавшими на лоб. Однако Илья Борисович никаких иллюзий на сей счет не питал. Он давно понял, что за несолидной внешностью скрывается истинный англичанин — выдержанный, хладнокровный до бесчувствия и упорный до жестокости.

— Все-таки не устаю поражаться богатству России, — покачал головой мистер Милнер. — Столько лет из вашей страны вывозят замечательные ценности, а они не кончаются и не кончаются…

— И поверьте, еще не скоро кончатся, — усмехнулся Нагорный.

— Вы так думаете?

— Я знаю. Правда, сегодня настоящих ценностей мы не увидим. Так, какие-то третьесортные поделки из провинциальных музеев…

— Ну что ж, вам и карты в руки, — не стал спорить мистер Милнер. — А как дела с нашим подарком?

— Они по-прежнему проверяют его достоверность…

— Монета настоящая, — рассеянно, как чем-то само собой разумеющемся сказал мистер Милнер. — На кону стоит так много, что никто не стал бы играть в подделки.

— Кроме того, нужно точно знать, что адресат решится принять такой подарок.

— Да? — недоуменно переспросил мистер Милнер. — Что вы говорите? А ведь это была ваша идея, господин Нагорный. И вы убеждали меня, что здесь проблем не будет. Убеждали весьма пылко. Я вам поверил, хотя у меня и были сомнения. Но теперь отступать поздно, вы понимаете это?

И мистер Милнер бросил на Нагорного взгляд, от которого у того окончательно испортилось и без того неважное настроение.

— Я понимаю, — пробормотал он. — Но это их право — проверить. Я не могу им запретить.

— А может, они вам просто не доверяют?..

— Что вы хотите сказать? — демонстративно вскинулся Нагорный.

— Только то, что сказал. И не надо обижаться, не до того. Да, и будьте осторожны. Вы же понимаете, что о нашем подарке никто не должен знать.

— Я никому ничего не говорил…

— Речь не только о вас. Я только что видел в буфете вашу жену…

— И что? Она мой компаньон, профессиональный искусствовед.

— Да. Все это я знал еще до первого разговора с вами. Но мне кажется, что сейчас она несколько… излишне возбуждена. Понимаете? И может наговорить лишнее. Думаю, вам нужно отправить ее домой. Прямо сейчас.

— О, черт! — выругался Нагорный.

Он бросился вниз — в буфет, а мистер Милнер проводил его холодным взглядом.

Внизу уже были накрыты столы для фуршета. Марина с бокалом в руке стояла у одного из них и громко смялась то ли шуткам незнакомого Нагорному мужчины с длинными сальными волосами, то ли просто от того, чтобы была уже основательно пьяна. Илья Борисович крепко взял ее за руку, с натянутой улыбкой зашептал в ухо.

— Дорогая, нам пора ехать! Нас ждут.

— О, мой драгоценный муж объявился! — развеселилась Марина. — Господа, никому не надо что-либо продать или купить? Вот человек, который все продаст и все купит. По сходной цене.

Нагорный молча потащил ее к выходу. Бокал выпал из рук Марины и со звоном разбился. В их сторону оборачивались и смотрели.

Но было уже не до того.

Илья Борисович буквально доволок спотыкающуюся жену до машины, усадил на заднее сиденье, сам сел за руль.

— Господи, Марина, посмотри, в кого ты превратилась!

— Превратилась? Нет, это ты меня сделал такой! Ты!.. Может, ты забыл, когда все это началось? Так я тебе напомню. Тебе напомнить, с чего все началось?

— Не надо.

— Не надо! Ему — не надо! А я должна с этим жить! И вспоминать это каждый день! Каждую ночь!..

И она залилась пьяными слезами.

До дома ехали молча. Уже во дворе, когда Нагорный остановил машину у подъезда, Марина совершенно трезвым голосом спросила:

— То, что случилось с дочерью Верхоянцева, твоих рук дело?

— С чего ты это взяла? — растерялся от неожиданной трезвости жены Нагорный.

— С того, что только тебе это нужно.

— Послушай, ненаглядная моя, — повернулся к ней Нагорный. — Девица страдала психическим расстройством и приступами черной меланхолии. В такой ситуации суицид — обычное дело. Не ищи черную кошку в темной комнате. Ее там просто нет.

— Илья, ты заигрался, — грустно и уже без всякой агрессии произнесла Марина. — Добром это не кончится.

— Да? А тебе не кажется, что ты должна быть на моей стороне? Потому что я сражаюсь за наше благополучие. За наше — твое и мое. А ты ведешь себя так, будто к тебе это отношения не имеет. А если со мной что-то случится? Что ты будешь делать?

— Не знаю. Но если все и дальше пойдет так, то я до этих времен просто не доживу.

— С чего вдруг? Ты что — больна?

— Нет. Я просто думаю, что если ты решишь, что я тебе мешаю, меня ждет тоже приступ черной меланхолии. Приступ, из которого я не вернусь. Вопрос, как меня уберут. Я в последнее время часто об этом думаю. И знаешь, что я придумала? Я думаю, мне подсунут бутылку с какой-нибудь гадостью. Я выпью и уже не вернусь… Очень удобно. И никаких подозрений.

— Господи, Марина, какие чудовищные глупости ты вбила себе в голову! Тебе надо отдохнуть.

— Спасибо за заботу, мой дорогой. Это очень мило.

Она открыла дверь и пошла к подъезду.

Глава 19

«Я пойду до конца»

Ближе к вечеру Апраксина позвонила Верхоянцеву и поинтересовалась его здоровьем. Старик сказал, что хочет ее видеть и намекнул, что подозревает в убийстве дочери одного человека. Апраксина предложила Ледникову поехать вдвоем.

Войдя в квартиру, они увидели перед собой уставшего от жизни человека. Однако было видно — что-то еще держало его, не давало потерять себя окончательно и безвозвратно. Это внутреннее упрямство внушало уважение.

Представив Ледникова, Ирина сразу стала расспрашивать Верхоянцева о его подозрениях. Павел Лукич сначала как-то по-стариковски мялся, что-то бубнил себе под нос, потом собравшись, достаточно внятно изложил всю историю, связанную с пропажей картины Державина. Сказал, что заключил с антикварным салоном некий договор. При этом заявил, что он подозревает в причастности к гибели дочери хозяина этого магазина, с которым он ведет переговоры