Самая хитрая рыба - Елена Михалкова

Но тот случай был исключением. Во всех остальных покусившихся на общак убивали.

Он обернулся к Пронину:

– Сказал «а», говори и «б». Кого решили ограбить твои приятели?

– Мишу Рябова.

– Ну, разумеется, – протянул Макар, помнивший газетные сводки. – Разумеется, Мишу Рябова, главу единомышленников, которых почему-то называли организованной преступной группировкой. Фигура меньшего масштаба не отвечала наполеоновским планам троих оболтусов. Впрочем, я не прав: Мансуров оболтусом не был. Так?

– Не был, – мрачно подтвердил Пронин. – Он-то все это и придумал. У него был план. В течение месяца деньги поступали в кассу, а первого числа их увозил курьер. О нем Антон ничего не знал, поэтому решил, что с курьером связываться нельзя. Он всегда твердил, что информация – это основа решения. Зато ему много порассказали о том, где хранятся деньги в течение месяца.

– Кто был источником?

– Какие-то парни в его спортивной школе. Она, как бы это сказать, обслуживала Мишу Рябова. Поставляла пацанов, низшее звено. Все они мечтали, как выбьются в бригадиры, заживут богато, будут с грудастыми девками и стволами на карманах расхаживать по кабакам, как уважаемые люди! Только это все был… – Коля скривил лицо в сардонической гримасе, – развод лохов! Таких же лохов, которых обувают на рынке. Одни ничем не отличаются от других. Только на рынке можно отделаться одним разом, потом волей-неволей поумнеешь, а эти придурки могли годами ждать кость и мысленно видеть себя тузами, хотя даже на шестерок не тянули – так, шашки, которые валяются вокруг доски, пока на ней идет шахматная партия. Вор ворует, фраер пашет… Ладно, проехали. В общем, эти недоделанные спортсмены трепались в раздевалке, а Мансуров слушал, терпеливо, неделя за неделей. Выяснилось, что кассу держат в доме рядом со старой лодочной станцией на берегу реки.

– Здесь есть река?

– Ну, не Днепр, конечно. Не очень большая, извилистая, но течение быстрое.

– Точно, Суринка, – вспомнил Сергей. – Ты же рассказывал.

– Дом – кирпичная развалюха, одноэтажная, длинная, как конюшня, уж не знаю, чем она им приглянулась. Окна-бойницы, но это просто так совпало: обороняться через них никто не планировал, дураков-то нет грабить Мишу Рябова. Кассир там жил, старичок, чистенький такой, с окладистой бородой – вылитый поп. Мне его Мансуров как-то показал. При нем несли дежурство двое типов, вроде как охранники, но на самом деле больше для компании попу, чтоб ему там не скучно было. Ну, и если прогуляться захочет или, там, отлить… Эти двое круглые сутки резались в карты. Тоска же! – Пронин вдруг злобно оскалился. – А может, групповухой развлекались! Кто его знает!

– Не отклоняйся от темы.

– Чего, не смешно тебе? Пожертвуй сигаретку!

Бабкин поморщился, но придвинул к нему пачку. Одну сигарету Пронин закурил, другую сунул за ухо и с издевательской почтительностью сказал: «Благодарствую!» Из него то и дело, как тараканы из щелей, лезли блатные повадки: он начинал растягивать слова, гнусавить и зыркать вызывающе, но стоило Бабкину сделать движение в его сторону, принимался лебезить и заискивать.

– Ты сказал, у Мансурова был план. – Илюшин вернул беседу в первоначальное русло. Он не говорил с Прониным на его языке, не разыгрывал с напарником хорошего и плохого полицейских, но когда Коля обращался к нему, манеры мелкого урки исчезали.

– К даче… Я забыл сказать, этот дом называли дачей, у них такая шутка ходила: поеду на дачу, отвезу дедушке его пенсию… Так вот, к даче минимум раз в день приезжали люди, привозили снятые пенки. Рябовские шестерки, понятно. Мансуров собирался дождаться одного такого, втолкнуть его в дом, зайти за ним и забрать все, что накопилось в кассе. А потом уйти на моторной лодке. Моторку не отследить, ее можно бросить в любом месте, а самому смыться по берегу. Когда Антон это рассказывал, у него уже была припрятана лодка. Он обо всем позаботился, даже о масках. А, чуть не забыл! Те два ствола, что мы вытащили из люка, тоже пошли в дело.

– Кто раздобыл патроны?

– Я. Мансуров запланировал все на тридцатое июня, чтобы взять полную кассу.

Бабкин с Макаром помолчали. Наконец Сергей задал вопрос, который вертелся на языке у обоих:

– Как он уговорил вас?

– Э, стоп! Ты меня к этому делу не приплетай. Я, считай, помог с экипировкой, но на этом все.

Пронин закашлялся, мотнул головой, полез искать под стол упавшую сигарету и долго ползал там, чертыхаясь и сопя.

Бабкин устало прикрыл глаза. Безумие какое-то! Три семнадцатилетних парня, вчерашние школьники, вдруг решаются ограбить одного из самых опасных людей в Щедровске. Они жили в этом городе, они знали его неписаные законы. И ведь не отморозки – обычные пацаны.

Выбравшись, Коля сдул с сигареты невидимую пыль.

– Антон сказал, что нас, то есть их, никогда не поймают. Что никому не придет в голову подумать на них. Они, типа, невидимки: нигде не засветились, никому не переходили дорогу. Что все пройдет быстро и бескровно, они же не собираются стрелять, стволы – чисто для устрашения. За чужое бабло никто грудью против пистолета не попрет. Так он сказал. И они поверили.

Бабкин с силой потер лоб. Голова за последние полчаса сильно потяжелела, он чувствовал, что распух и покраснел как перезревший помидор. Было бы легче, если б не нужно было шевелить мозгами. У помидора нет мозгов. У него их тоже не очень много, иначе Бережкова, которая доверилась им, была бы жива.

Вчера они устроили поминки. Сначала Сергей пытался изо всех сил отговорить Макара от этой бредовой, как он считал, идеи. Но в конце концов она оказалась не такой уж и плохой, потому что он смог, не теряя лица, выпить за упокой души Анны Сергеевны.

К облегчению Бабкина, тот вопрос, который не выходил у него из головы, задал Илюшин:

– Коля, как получилось, что они на это согласились? Я имею в виду Дидовца и Белоусова. Он что, припугнул их? Чем-то угрожал?

Пронин засмеялся – впервые, кажется, за эти два дня.

– Угрожал? Слушайте, откуда вы взялись? Вы хоть представляете, КАК мы тут жили? Вокруг у всех были деньги, в какого козла ни ткни! Возьми любого дебила с кулаками из спортивной школы – при бабле и в «Найке»! А нам мяч футбольный не на что было купить! – Он вскочил и шарахнул кулаками по столу. – Ты понимаешь?! Мяч, твою мать! Сраный футбольный мяч!

– Мы поняли, – сказал Илюшин.

Но Пронина было не остановить.

– Мы были вообще никто! А стали кем-то благодаря Мансурову! С нами начали считаться! Но я слюной истекал, когда ходил мимо ларьков, а там в витринах «Баунти» всякие выставлены, «Марсы» и «Твиксы»! Кроссовки за соседями донашиваешь, сатиновые трусы мать на машинке ночами строчит из бабкиных юбок, на физре только и думаешь, чтобы не заметили и не подняли на смех!

– Слушай, что ты мне мозги компостируешь?! – не выдержал Бабкин. – Как будто мы не жили в девяностых!