Черные клинки. Небесная сталь - Евгений Перов

Кассандра сильнее прижала клинок к его горлу.

– Ты сделаешь то, что я говорю, или…

– Твоей сестры там нет, – перебил ее евнух.

Кассандра опешила. Наверняка этот гад врет, чтобы запутать ее.

– Ты лжешь!.. – прошипела она.

Евнух поднял руки:

– Я нахожусь не в том положении.

Кассандра пыталась прочитать в его глазах правду, но с таким же успехом можно было гадать по кофейной гуще.

– Где она?

Евнух смотрел прямо, не моргая.

– Мертва. Я приказал убить ее в первый же день. Тело сбросили в канал.

Дыхание перехватило. Нет! Неправда! Он лжет. Он…

Тонкие пальцы впились в запястье. С неожиданной силой евнух вывернул ей руку за спину. Кассандра вскрикнула. Ладонь разжалась, и она выронила кинжал.

– Не дергайся, иначе придется сломать тебе руку, – предупредил он.

Но Кассандре было плевать. Она слышала только одно слово: «Мертва!»

Зарычав, словно попавшая в капкан лисица, она изо всех сил дернулась вперед. Будто острое жало пронзило плечо и ключицу. Раздался хруст.

В награду за боль Кассандра смогла повернуться к удивленному евнуху. Она ударила его в лицо здоровой левой рукой. Ярость придала сил. Еще раз, еще и еще. Евнух потерял равновесие и упал. Кассандра прыгнула на него, как дикая кошка.

Бить! Бить что есть мочи!

Слюни, кровь и зубы полетели в стороны от разбитого лица врага.

На полу блеснул кинжал.

Прежде чем она поняла, что делает, Кассандра схватила клинок и погрузила по самую рукоять в глазницу своему врагу.

– Тва-а-арь! – закричала она в окровавленное лицо.

Ноги евнуха дернулись, исполнив предсмертный танец, и застыли. В воздухе запахло дерьмом. Похоже, ублюдок сумел обделаться напоследок.

– Тварь, – повторила она и плюнула в изуродованную физиономию.

Труп не ответил.

Собравшись с силами, Кассандра толкнула ногой дверь и вывалилась из кареты.

По тропинке во всю прыть убегал возница. Она выругалась. Посмотрела на помост. Затем попробовала поднять правую руку… и, чтобы не закричать, выругалась еще раз. Намного крепче, чем в первый. В таком состоянии ей не управиться с лошадьми.

Стараясь сильно не наступать на простреленную ногу, Кассандра встала и медленно поковыляла обратно к усадьбе.

Паладин

Ивейн открыл глаза. Сколько же времени он спал? Может, несколько мгновений, а может, и часов. И где он, к покойникам, вообще? Высоко-высоко простиралось бескрайнее ночное небо с мирно мерцавшими звездами. Одни крупнее, другие помельче, все переливаются разноцветными оттенками – прямо как драгоценные камни. Хорошо вот так лежать на мягкой траве и смотреть на них…

Вот только рука жутко чесалась. Нет, не чесалась – горела!

Ивейн протянул к небу обе руки и посмотрел… Левая заканчивалась у самого локтя. Он резко сел.

– А-а-а! – завопил во все горло.

Боль была всепоглощающей.

Левая рука варилась в кипящем масле, ее разрывали на части крюками, заживо сдирали с нее кожу. Так ему казалось. На самом деле уродливый окровавленный обрубок, когда-то бывший его частью, лежал рядом.

Ивейн кричал и кричал, пока голос его не стал сиплым, но и тогда продолжил громко хрипеть надорванными связками. Наконец, когда сил даже и на это не осталось, он опустил голову на грудь, всхлипывая, бормоча себе под нос какую-то невнятную чушь. Он чувствовал, что из глаз текут слезы, изо рта капает слюна, как у младенца или полоумного, но ему было все равно.

Он – беспомощный калека. Неполноценный уродец, который годится теперь разве что стоять на улице с протянутой рукой. Оставшейся рукой.

Мутнеющий взгляд уставился на кусок мяса размером с корову. Сейчас в этой кровавой туше с большим трудом можно было распознать человеческие останки.

Как это получилось?! Не мог же он…

Волна жара обдала с ног до головы. На теле выступил пот, который моментально испарился. Ураган ворвался внутрь и пытался разорвать плоть на части.

Ивейн затрясся всем телом. Он услышал, как стучат друг о друга челюсти. Бесконечная энергия бушевала внутри него, сражаясь с невидимым барьером. Будто свирепый шторм посылал волну за волной, пытавшиеся смыть каменный волнорез, но разбивавшиеся о него раз за разом.

Ноздри уловили запах горящей плоти. Теперь жгло уцелевшую руку. Он поднял ее к глазам и увидел, что браслет, вживленный в запястье, раскалился докрасна. Паника с новой силой овладела сознанием.

Успокоиться.

Ивейн прикрыл глаза. Он сгорит заживо, если не сможет обуздать Великий Поток. Словно издалека в голове всплыл голос мастера, наставляющего юных аколитов… Как же давно это было!.. Ивейн сжал кулак, попытался унять дрожь. Он вспомнил давно забытое чувство полноты, когда энергия Архэ наполняет тело, словно вода пустой сосуд.

Медленно. Медленно позволить Потоку течь через себя. Так… Боль в запястье усилилась. Терпеть! Еще немного… Ивейн вышел из моря, кипящего мощью Архэ, на пустынный берег. Волна энергии отхлынула, оставив знакомую пустоту. Ивейн шумно выдохнул.

Новым взглядом он посмотрел на обрубок.

Калека? Возможно. Беспомощный?

На короткий миг Ивейн открылся Потоку. Хлынувшее тепло моментально наполнило тело новыми силами. Он легко вскочил на ноги.

О нет!

Ему захотелось рассмеяться. Сколько бы врагов теперь ни стояло на его пути, он уничтожит их всех. Всех до единого! Все они теперь лишь пыль. Меньше чем пыль. Никто и ничто перед мощью Архэ, перед его мощью.

Тут он вспомнил о Кассандре, и мимолетная эйфория улетучилась. Если этот лысый ублюдок что-то с ней сделал… Ивейн увидел, как трава на газоне вокруг него пригнулась к самой земле. Смерть станет для евнуха спасением от того, что его ждет.

Где-то вдалеке прокричала ночная птица. Деревья стали попадаться все чаще. Начинался лес. Дорога сузилась до тропинки, по которой едва ли разъедутся две повозки. Ивейн бежал в ту сторону, куда экипаж увез Кассандру. Он чувствовал, что девушка уже близко. Но в то же время ее след в Потоке становился все слабее. Возможно, она ранена. Только бы успеть вовремя…

Наконец, когда тревога уже почти полностью завладела мыслями, вдалеке показалась невысокая фигура. Ивейн облегченно выдохнул.

Кассандра сильно хромала. Оступилась.

Упала и больше не двигалась.

Сердце молотом ударило в грудную клетку. Ивейн помчался к девушке и склонился над ней, опасаясь того, что увидит.