Не доверяй мне секреты - Джулия Корбин

Меня мучит повторяющийся ночной кошмар. Когда я расстроена, мне снится один и тот же жуткий сон, он приходит регулярно и терзает меня. Мне снится стук в дверь. Я открываю: на пороге стоят двое, руки в карманах черных плащей, они одновременно достают документы и подносят к моему лицу. Один молодой, с квадратной челюстью; второй старше, выше ростом и крепче физически, безобразный шрам тянется у него от виска вниз через всю левую щеку, словно серебристый след, оставленный слизняком.

– Миссис Грейс Адамс?

Я киваю.

– Не соблаговолите ли пройти с нами в полицейский участок? – говорит высокий. – У нас есть основания полагать, что в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году вы были причастны к смерти одной девочки. Не припоминаете, миссис Адамс?

Хитрое, злобное, глумливое лицо его вдруг превращается в рожу демона с рогами и горящими, как угли, глазами. Шрам раскрывается, и из него выползает огромный слизняк. Длинные рожки противной твари шевелятся, ощупывая пространство, и вдруг тянутся прямо к моим глазам.

Я просыпаюсь, закрыв лицо ладонями. Кажется, сейчас нащупаю слизь, но ничего не нахожу. Это я, вот моя плоть, мои кости. Не хочу будить Пола, потихоньку выскальзываю из постели, спускаюсь, завариваю чай, сижу на диване, поджав ноги, и жду, когда успокоятся нервы. Тут уж ничего не поделаешь, говорю себе. У меня врожденная предрасположенность к кошмарам, не я одна такая. И психоанализ тут не поможет. Нет никакого смысла вдаваться в тонкости проблемы вины и раскаяния. Все равно толку не будет.

Уже два часа ночи, сна ни в одном глазу, адреналин в крови бурлит. Я понимаю, что возвращаться в постель незачем, и иду на кухню, готовлю паштет, достаю для пикника столовые приборы, стаканы.

Орла была права: я завязла в болоте. Все так, как она говорила: я вечно соскальзываю в прошлое, постоянно вспоминаю о Розе, оживляю в памяти ту ночь, вцепившись в Юана, вижу себя в его глазах; ту самую, которая существовала до злополучного лагеря, открытую, честную, искреннюю. Все это время я пыталась успокоить, смягчить чувство вины тем, что устраивала счастливую семейную жизнь с ее любовью, чувством долга, обязанностями. Я сделала отца Розы счастливым человеком. Пол меня любит, и я тоже люблю его. И тем не менее что я делала все эти годы? Пыталась отсрочить минуту, когда придется платить за свое ужасное деяние. Время шло, и ставки лишь увеличивались. Я могла бы до сих пор жить за границей – так нет же, приехала обратно в родные места. И живу не только там, где это случилось, в самом сердце трагедии, но еще и замуж выскочила за отца Розы. Более эффектное воплощение сценария собственной судьбы трудно себе представить, даже если бы я нарочно планировала ее в этом ключе.

А тут еще Юан. Перезванивая мне вчера, он уже знал, что Орла успела поселиться и живет в Файфе. Жена, конечно, сразу же сообщила ему об этом после нашей встречи на берегу. Я спросила его, почему Моника была так расстроена. Действительно ли из-за давнишнего романа ее бедного отца, или тут еще какая-то причина? Он не знал или не хотел затрагивать тему «романа»: похоже, само это слово было ему неприятно, оно прямо намекало на то, что случилось снова и с нами. Спросил, когда я приду работать. Я ответила, что, как мне кажется, нам больше нельзя оставаться наедине. Сказала, что случившееся в понедельник больше не повторится. Этого нельзя допускать. Он ответил, мол, конечно нельзя. Он все понимает. Но ведь нам надо обсудить наши действия относительно Орлы. Я сказала, что на выходные Пол с Эдом уезжают рыбачить, а мы с девочками отправляемся в Эдинбург. Так что воскресенье в его распоряжении, он должен встретиться с Орлой и подкупить ее. Или убедить другим способом. «Я все понял, положись на меня», – сказал он, и разговор на этом закончился.

К пикнику уже все готово, и я иду обратно в спальню, ложусь в постель, поворачиваюсь к Полу, прижимаюсь всем телом к его спине. Не просыпаясь, он отвечает мне тем же. Закрываю глаза и надеюсь погрузиться в сон, но передо мной всплывает лицо Анжелин, гремучая смесь шарма и сексуальности, на которую мужчины летят, как мухи на мед. Перед ее неодолимыми, развратными, соблазнительными чарами не устоял и отец Моники, и последствия оказались сокрушительными: развал семьи, девочка лишилась отца, а жена мужа.

Я еще крепче обнимаю Пола и пытаюсь изгнать из сознания мысль об аналогичности наших ситуаций. Осталось всего два часа до подъема – надо будет вставать и приниматься за дневные дела; наконец погружаюсь в дремоту, неглубокую и прерывистую. Как только Пол встает, просыпаюсь окончательно.

– Я вот что подумал, Грейс: на кладбище мы могли бы поехать часам к одиннадцати.

– Хорошо. Но для начала я приготовлю завтрак, – отзываюсь я и рывком ставлю обе ноги на пол.

День сегодня теплый, небо безоблачное и высокое. Все семейство собирается за столом, мы завтракаем, а потом грузимся в машину. Эд садится между девочками, сидит прямо, словно аршин проглотил. Последние пару дней он почему-то избегает общения со мной. Всякий раз, когда я смотрю на него, он отворачивается. Уж и не знаю, может, таковы симптомы болезни Альцгеймера? Я пыталась заговорить с ним об этом, но, когда спросила, в чем дело, не случилось ли чего, он бросил на меня испепеляющий взгляд:

– Если сама не догадываешься, тебе же хуже, а у меня не спрашивай.

Останавливаемся у могилы Розы. Мы с Полом и девочками садимся на травку. Эд ковыряется в земле перед могильным камнем, сажает свежие цветочки. В душе моей усиливается волнение, словно в море перед бурей. Поездка на кладбище снова напоминает, что вся жизнь моя вращается вокруг Розы и будущее зависит от моей способности сохранить произошедшее много лет назад в тайне.

– Мама! – говорит Дейзи. – Ты сегодня прямо как сонная муха. Случилось что?

Пол поворачивает ко мне голову. Остальные тоже смотрят на меня.

– Нет-нет, все в порядке, – спохватываюсь я, снова растягивая губы в улыбке. – Прости, что ты сказала?

– Я спросила, как вы с папой поженились. Вы нам никогда не рассказывали.

– Ну… познакомились в «Ла Фароле» через несколько месяцев после смерти Розы, – выручает Пол. – Нет, вообще-то, тогда это заведение называлось не «Ла Фарола», а «Доннины объедки».

– «Доннины объедки»? Вот это название! Как у какой-нибудь дешевой забегаловки.

– Ну нет, ресторанчик был неплохой, правда, дорогая?

Он смотрит на меня, и я киваю.

– Донни в душе был гурман, хотя и скрывал это, – говорю я.

– Донни опережал свое время, – подхватывает Пол. – Для закоренелых шотландцев меню у него было слишком изысканное. Ни тебе ливера в рубце, ни картошки в горшочке – нет, это не для Донни. Если я правильно помню, теща у него была итальянка.

– Она вечно сидела на кухне в своей черной шали, – продолжаю я. – И то и дело покрикивала: «Ах ты, лентяйка такая» и «Ах ты, негодный мальчишка» – по-английски она больше ничего не знала.

– А ваша мама работала там официанткой. Носила миленькую такую униформу с коротенькой юбочкой, выставляя напоказ свои стройные ножки.