Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана - Джордж Кеннан

Выступая в начале января на заседании совета по международным вопросам в Нью-Йорке, я затронул неформально эти же проблемы. Издатель журнала «Международные проблемы» Гамильтон Фиш Армстронг поинтересовался, нет ли у меня чего-нибудь написанного по тем вопросам, по которым я выступал на совете, для опубликования в журнале. Текста у меня под рукой никакого не было, но я подумал о статье, написанной для Форрестола. В начале марта я его спросил об этом, и он заверил меня, что не возражает против публикации статьи. Чтобы прояснить вопрос, я запросил 13 марта мнение комитета по неофициальным публикациям Госдепартамента. Я намеревался опубликовать статью анонимно. Комитет не нашел в статье ничего необычного или опасного и 8 апреля дал разрешение на ее публикацию. Зачеркнув свое имя, я проставил в конце статьи «X» в качестве символа анонимности и отправил ее Армстронгу, более не думая о ней, зная, что статья будет опубликована не ранее чем через несколько недель. Не задумывался я и о возможности изменения своей позиции по затронутым в статье вопросам и толкованиях, которые она может вызвать после публикации.

Статья появилась в июльском номере журнала под заголовком «Первоисточники советских действий и поступков». Вслед за ней (8 июля) в газете «Нью-Йорк тайме» появилась заметка известного публициста и обозревателя Артура Крока, подчеркнувшего важность постановки вопроса. Как я узнал позже, Форрестол показывал ему статью у себя в кабинете еще до ее публикации. Своим острым журналистским взглядом он сразу же узнал ее, как только она вышла из печати.

Прошло совсем немного времени, когда из его заметки всем стало ясно, кто был в действительности автором статьи. И кое-кто взялся за перо, увязывая мою статью с доктриной Трумэна и планом Маршалла, спекулируя на важности поднятой темы. Поднялся самый настоящий газетный водоворот. «Лайф», и «Ридер дайджест» перепечатывали отдельные выдержки. Термин «сдерживание» подхватили и даже возвели в статус «доктрины», являвшейся будто бы одним из основных направлений внешней политики нашего правительства. Таким образом и возник этот миф, ставший проклятием для историков.

Чувствуя себя в положении человека, неумышленно столкнувшего с вершины горы большой валун и беспомощно наблюдавшего с ужасом, как он стремительно падал в долину, круша все на своем пути, мне пришлось принять на себя удары прессы, публиковавшей самые различные комментарии. Ни о чем подобном я ведь не думал. Шокированный этим генерал Маршалл провозгласил один из своих основных принципов: «Планировщики должны помалкивать». Менее всего он ожидал, что программную статью, затрагивавшую одну из важнейших проблем внешней политики государства, подписал глава его группы планирования. Вызвав меня к себе, он обратил мое внимание на эту аномалию и, нахмурив брови (что свидетельствовало о его возмущении), смотрел на меня поверх очков, ожидая ответа. Я объяснил ему историю возникновения статьи, подчеркнув, что добро на ее публикацию официально дал соответствующий комитет. Объяснение его удовлетворило. Он был, как я уже отмечал, порядочным человеком, привыкшим требовать и уважать соблюдение установленных порядков. Поскольку дело обстояло таким образом, ответственность за публикацию статьи лежала уже не на мне. Он никогда более не вспоминал об этом случае и не предпринимал против меня никаких шагов. Прошло, однако, немало времени, как я полагаю, пока он полностью оправился от странной неожиданности, связанной с руководимом им департаментом.

Исходя из толкований, вызванных этой статьей, и анализа, проведенного мной, могу отметить, что в ней содержались довольно серьезные недостатки. Некоторые из них я мог бы подкорректировать сразу же путем более тщательного редактирования и большей предусмотрительности, если бы у меня была хоть какая-то идея, как это следовало сделать. Однако я не могу отнести эти недостатки только за счет вполне невинной манеры изложения. Некоторые аспекты реакции общественности я просто не предвидел.

Одним из серьезных недостатков статьи было то, что я не упомянул советских сателлитов в Восточной Европе и не показал условий и методов советского влияния на них. Читатель мог подумать и имел на это полное основание, что я говорил якобы только о самой России, будто слабости советской системы, на которые я указывал, касались непосредственно только ее территории, а географическое расширение советского влияния, достигнутое в результате продвижения советских армий в Восточную Европу, и политическое использование этих успехов в своих интересах не имели никакого отношения к слабостям, упомянутым мной. Очевидно, если бы я упомянул о сомнительности положения Советов, в частности, об усталости населения и низкой морали, слабостях конституционных мероприятий в самой партии и тому подобном, дал бы характеристику империалистических устремлений советских лидеров в отношении Восточной Европы, а также показал бы маловероятность успехов Москвы в этом громадном регионе уже в ближайшей перспективе, статья была бы более весомой.

Ныне я не могу с уверенностью сказать о причинах такого моего упущения в то время. Думаю, что в момент подготовки материала для Форрестола я ограничился изложенным в силу своей большой занятости. К тому же затрагивать проблему сателлитов (по-моему, совсем другую тему) я не стал, чтобы не отходить в сторону от задуманного. Но каковы бы ни были причины, я уже тогда ясно видел трудности, с которыми приходилось сталкиваться советским лидерам в осуществлении политики поддержания своего доминирующего положения в Восточной Европе. В главе 9-й, например, я отмечал, что за два года до того высказывал мнение: русские переоценили свои силы в этом регионе.

Уже тогда я говорил, что без поддержки Запада Россия не сможет в течение длительного времени сохранять свое влияние на территориях и предъявлять там свои претензии. Такому положению непременно придет конец.

Одновременно в телеграмме, посланной мной из Москвы в Вашингтон в феврале 1946 года, я подчеркивал, что советская внутренняя система, поддерживаемая сейчас территориальной экспансией, напряжена до такой степени, что должна неминуемо лопнуть.

Если бы я включил в статью «X» эти рассуждения и добавил бы описание внутренних слабостей Советов и деформационных процессов, инициированных Москвой и связанных с нехваткой материальных и финансовых средств в Восточной Европе, то у меня было бы больше оснований подвергать сомнению долговечность и прочность импозантного и внушающего всем страх фасада здания, выставляемого на обозрение внешнему миру сталинской Россией в те послевоенные годы.

Другим большим недостатком моей статьи и, пожалуй, даже более серьезным было то, что я упустил из виду необходимость истолкования угрозы, исходившей от Советов и заключавшейся не столько в военном, сколько в политическом плане. Употребленные мной выражения типа «необходимость постоянного, настойчивого и в то же время решительного и бдительного сдерживания экспансионистских тенденций России» и «искусное и осторожное применение контрмер в целом ряде постоянно меняющихся географических и политических аспектов» были в лучшем случае не совсем определенными и вели к неправильному толкованию проблемы.

Третий большой недостаток заключался в том, что я не показал различий между отдельными географическими регионами, в которых мы не всегда успешно могли противодействовать «угрозам», о которых я упоминал. Исходя из доктрины Трумэна, мне следовало бы выделить регионы, важные для нашей безопасности, и указать те, которые не подпадали под эту категорию. Правда, уже тогда да и в последующие годы в своих беседах и лекциях я высказывал мысль, что в мире имеются только пять регионов – Соединенные Штаты, Великобритания, Рейнская область с прилегающими к ней промышленными районами, Советский Союз и Япония, – располагавшие значительной военной силой. И я подчеркивал, что только один из этих регионов находится под коммунистическим контролем, все же остальные под него не подпадают. Почему я об этом не сказал в той статье, для меня самого остается загадкой. Скорее всего, я полагал, что достаточно было сказать о необходимости конфронтации русских «в любом месте, где станут появляться признаки их посягательства на интересы миролюбивого человечества».