Найти то... - Дия Гарина

Я дополз. Милосердная память не сохранила в полном объеме эти последние метры, что меня очень обрадовало: не слишком приятно вспоминать такие эпизоды, если, конечно, ты не мазохист. Белый туман поглотил нас, заткнув уши ватной тишиной, а через секунду я уже удовлетворенно смотрел на открывшего глаза экстрасенса Андрюшу. Н-да, кажется, с обещанием набить ему физиономию, я погорячился, – шатание по астралу дорого мне обошлось. Только спустя два часа я, охая и матерясь, сумел подняться с койки, на которой чуть-чуть не остался навсегда. Оборони, царица небесная!

Я сидел в гордом одиночестве на уфологической кухне и нетерпеливо барабанил пальцами по толстенной книге с портретами инопланетян всех видов и мастей в ожидании запропастившегося Алекса, и увязавшегося за ним враз повеселевшего Степана Сергеевича. Валентина осталась в палате ухаживать за Андреем, для которого длительное пребывание в коме тоже даром не прошло. Когда я, выжатый как лимон, покидал реанимационное отделение, он мог лишь стрелять глазами в суетившихся над ним молоденьких медсестричек. Даже дышать самостоятельно ему удавалось через два раза на третий, и потому от дыхательного аппарата его так и не отключили. Однако, завотделением, подозрительно на меня поглядывая, сообщила, что это в порядке вещей и через пару недель, Андрей придет в относительную норму. Отличная новость! Правда, неизвестно, когда в относительную норму приду я. Все тело у меня ломило как при гриппе, в ушах стучали молодые духом кузнецы, а на то, чтобы налить воду в чайник уходило в три раза больше времени. Н-да, трудновато мне будет в таком состоянии провернуть задуманное. Но придется рискнуть, потому что все пути к отступлению перекрыл заградотряд из упрямства, гордости и жгучего желания надрать задницу коварным японским супостатам со товарищи.

Когда я уже в пятый раз поднялся, чтобы включить безнадежно остывший чайник, оглушительно заскрипевшая дверь, пропустила в УФО-центр сияющего, как начищенный самовар Звягинцева.

– Собирайся, поехали! – выпалил он прямо с порога, – СРТМ выйдет сегодня ночью, а завтра на рассвете ты уже будешь на месте. Они тебя на лодке переправят в ту самую бухту, где мы лагерь разбили. Так, что, давай чаёк на посошок примем, и милости прошу в "Делику".

– Сам повезешь в порт? – спросил я, прилагая немалые усилия, чтобы не промахнуться струей кипятка мимо чашки. Еще не хватало собственноручно обварить ноги!

– Сам повезу. И с капитаном тебя сведу. Да не дергайся ты! Все будет тип-топ…

– Хочется верить.

– А может, передумаешь? – спросил Алекс, всем своим видом пытаясь показать, до какой лампочки ему этот вопрос.

– Нет. И брось на меня давить! Я тебе всего не сказал, но поверь, что этот выход – единственный. И если все пройдет гладко – самый безопасный. В ближайшие два дня меня там не ждут, так что…

– Да, понял я, понял. Можешь не повторять. Жаль, пистолет тебе достать не сумел. Ну, да не страшно, там ведь ружья наши остались. Если их только японцы не утащили…

– Вряд ли.

– И я так думаю. Ну, что, по коням?

– По коням.

И мы, не теряя времени на мытье чашек, покинули гостеприимные уфологические стены, чтобы через несколько часов, вдохнуть ни с чем не сравнимый воздух побережья.

Утро выдалось препаршивейшее, но именно о таком я молил Господа бога всю ночь. Клочковатый туман пополам с моросью делал окружающий пейзаж доступным для обзора в радиусе пятидесяти метров и сноровисто глушил все звуки, как когда-то Москва "Голос Америки". Лодка заскребла днищем по гальке и я, выпрыгнув в холодную воду, только зубами скрипнул. Прощально-благодарящий жест исчезающим в тумане рыбакам, и я остался один одинешенек на морском берегу, где только надрывные крики чаек, оповещали, что на белом свете кроме меня есть еще живые и страдающие души. Ну, вот и все. Аллес. Обратной дороги, как водится, нет. Теперь только вперед. Что я и сделал, направив свои стопы к прятавшейся за туманом палатке.

Первым чувством, родившимся из невозможности отыскать брезентовое пристанище туриста, была досада на перепутавших все и вся рыбаков. Но когда мне удалось отыскать неопровержимые следы нашего пребывания именно в этой бухте, досада сменилась нехорошим холодком, поднявшим волосы у меня на затылке. Ну, конечно, как же я сразу не догадался: пограничники наведывались в наш лагерь не раз, прежде чем поняли, что что-то нечисто. Потом они, наверное, оставили тут дозор, который прождав нашего возращения как минимум сутки, сделал единственный правдоподобный вывод: представители экологической экспедиции уже пишут свой отчет о командировке в райских кущах под диктовку херувимов и серафимов. И забрали все вещи для передачи… черт знает кому. Главное, что этим они напрочь лишили меня возможности разжиться хоть гладкоствольным, но все же оружием.

Немного постояв над черневшим в промозглой серости кострищем, я вздохнул и двинулся вдоль кромки моря, отгоняя нехорошие предчувствия, пикировавшие на меня голодными воронами на падаль. "Все будет хорошо, – твердил я про себя, отдавая дань позитивному мышлению, – Меня не ждут сегодня. И, значит, не помешают. А когда я вытащу на белый свет эту сладкую парочку – Витьку с Ольгой, то обязательно найду способ перемолвиться с Судзуки парой ласковых. Пусть забирает свою самурайскую железяку и возвращает мне сына". О том, что моя тайная лазейка могла уже перестать существовать, заваленная во время последнего землетрясения, я старался не думать. Боялся. Сглазить боялся. Не зря же Витька утверждал, что я глазливый. Утверждал… До меня не сразу дошло, что я употребил это слово в прошедшем времени. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб меня… Проклятая оговорка испортила и без того хмурое, подстать утру настроение.

Я издали узнал эту осыпь – именно здесь увесистый камешек, врезавшийся в затылок, переместил меня на черную полосу жизни, которую мне до сих пор не удается пересечь. Ничего, не долго уже осталось: только взобраться по осыпи, минут десять посбивать ноги о совершенно не приспособленные для ходьбы нагромождения каменных обломков и постараться отыскать проход в пещеру. К сожалению, на преодоление попадавшихся на моем пути препятствий пришлось затратить несколько больше времени, чем планировалось. Кроссовки постоянно срывались со сходящихся острыми гранями скал, а голова вертелась из стороны в сторону, как локатор, фиксируя любое подозрительное движение. Слава богу, безрезультатно.

К большому валуну, у подножия которого мне удалось выбраться на поверхность из каменного плена, я буквально подбежал, преодолев несколькими прыжками десять оставшихся метров. И замер, сжав побелевшие от напряжения кулаки – входного отверстия больше не существовало. Вместо черного провала – нагромождение больших и малых камней, гранитное надгробие над могилой. Ноги мои подогнулись, а руки бессильно упали, стиснув пальцами колени, взвывшие от соприкосновения с острыми обломками. Бесполезно. Напрасно. Бессмысленно. Зря. Все мои жалкие потуги – зря. Теперь можно уже никуда не уходить, поджидая разъяренных потерей меча якудза, или холодно-вежливого Судзуки. Пусть делают со мной что хотят, все равно я…

Мысль оборвалась, как старая заезженная кинопленка, потому что через радужные капли, задержавшиеся на ресницах, мои ставшие в последнее время ненормальными глаза вдруг увидели, как наваленные грудой камни становятся прозрачными, открывая мне картину, от которой сердце чуть не выскочило из груди от радости. Вход не завален! Нет, он, конечно, завален, но только снаружи. Сама каменная горловина и пещерка под ней свободны! Нужно только вообразить себя бульдозером и, немного попотев, освободить вход (или выход) от каменного крошева.