Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

короля, без королевы и без дофина, то герцог сможет сделать с ней все, что ему будет угодно.

Тем временем голоса в королевском совете сильно раз­делились.

Король хотел продлить срок действия перемирия с герцогом Бургундским; советники же, напротив, гово­рили, что, коль скоро герцог ведет войну с кантонами и с Австрией, куда лучше самим объявить ему войну и прийти на помощь швейцарцам и эрцгерцогу Сигиз­мунду.

Однако Коммин, хорошо знавший герцога, присоеди­нился к мнению короля и настоял на продлении пере­мирия.

— Даруйте ему перемирие, — сказал он Людовику XI, — и пусть он столкнется с германскими землями, которые гораздо сильнее и могущественнее, чем он может думать. Как только герцог захватит какую-нибудь крепость или положит конец какой-нибудь ссоре, он тут же затеет новую; он не из тех людей, какие способны насытиться своими затеями и, чем больше он запутан, тем сильнее запутывается! Чтобы вы восторжествовали над ним, достаточно ему не мешать; Германия настолько велика и настолько могущественна, что он истощит там все свои силы и потерпит поражение. По правде говоря, у импе­ратора нет ни здравого смысла, ни сердца; он предпочтет терпеть происходящее, лишь бы не тратить своих денег, но князья Империи наведут в этом деле порядок.

Король послушался Коммина и правильно сделал. Он вел переговоры с герцогом, когда высадились англичане, и герцог не мог, не нарушая перемирия, открыто присо­единиться к ним.

Сен-Поль призвал англичан, как теперь понятно, потому что ему необходимо было запутать дела короля и герцога, чтобы распутать свои собственные дела.

Герцог полагал, что англичане высадятся в Нормандии и поднимутся вверх по Сене, но нет! Они высадились в Кале, в двух шагах от Фландрии, почти что на землях Бургундии.

Торопясь удалить их оттуда, Карл покинул Нойс, поспешно направился в Брюгге за деньгами и 14 июля присоединился к Эдуарду.

Эдуард прибыл лично с четырнадцатью тысячами луч­ников, пятьюстами тяжеловооруженными воинами и всей английской знатью.

Герцог спешил на встречу с ним лишь для того, чтобы двинуть английскую армию во Францию.

Тем временем Эдуард направил к Людовику XI своего герольда по прозвищу Подвязка; в присутствии всего двора герольд вручил королю письменный вызов от сво­его повелителя.

В этом письме Эдуард требовал от Людовика XI отдать ему Французское королевство; в случае отказа, заявлял Эдуард, вина за те беды и то пролитие крови, какие из этого могут воспоследовать, будет лежать не на нем.

Письмо было написано на прекрасном французском языке и в столь изящном стиле, что было вполне оче­видно: его писал не англичанин.

Людовик XI прочитал его про себя; сеньоров, окру­жавших короля, охватило сильное желание узнать содер­жание послания, однако Людовик XI был не из тех людей, какие рассказывают о своих делах всем.

Он положил руку на плечо герольду и повел его в соседнюю комнату.

Как только они туда вошли, Людовик XI заговорил с ним с той непринужденностью, какая позволяла ему так легко привлекать на свою сторону людей невысокого звания.

— Мне известно, — начал он, — что, хотя мой кузен, король Англии и ваш повелитель, прибыл в мое королев­ство, чтобы вести со мной войну, он сделал это в какой-то степени против своей воли, а потому я не питаю к нему никаких недобрых чувств и остаюсь его братом и другом. И если он предпринял подобное путешествие, то лишь по настоянию герцога Бургундского и потому, что его принудили к этому английские общины; однако он дол­жен видеть, что военный сезон почти прошел и герцог Бургундский ничем не сможет ему помочь. Он вернется из-под Нойса потерпевшим поражение и разоренным. Его армия находится в столь плачевном состоянии, что он не решится показать ее англичанам. Мне известно также, что мой брат, король Англии, поддерживает сно­шения с коннетаблем, на племяннице которого он женат, но пусть он на него не полагается, ибо будет обманут! Я мог бы долго рассказывать о том, сколько доброго я для него сделал и сколько раз он отвечал мне предательством. Он иначе и жить не желает, как только лицемеря и под­держивая кого угодно ради своей выгоды ...

Подвязка слушал в молчании. Король продолжал:

— Вашему повелителю куда лучше заключить честный мир со своими прежними врагами, чем рассчитывать на обещания новых друзей. Кроме того, мир более всего другого угоден Богу, и потому сохранять его — самое большое мое желание. Вот это, будучи верным слугой, вы и должны передать вашему повелителю; ему это пой­дет на благо. Вы же установите хорошие отношения со мной, и, если вашими стараниями мой кузен, король Англии, пожелает прийти к соглашению, вы получите как свидетельство моей дружбы тысячу золотых экю, сверх тех трехсот, которые я намерен дать вам сейчас.

Подвязка был чрезвычайно прельщен этими предложе­ниями, а еще больше — той непринужденностью, с какой король вел с ним разговор; герольд пообещал употребить все то небольшое влияние, какое он имел на своего пове­лителя, заверил, что Эдуард не так уж склонен вести войну, и посоветовал его величеству обратиться к милорду Говарду или милорду Стенли, когда он, в свой черед, пошлет герольда в Англию.

Затем он добавил:

— Но также отчасти и ко мне, государь, чтобы мы посодействовали его правильному поведению.

Людовик XI вернулся вместе с английским герольдом в зал, где его с нетерпением ждали все сеньоры; было заметно, что король весел и спокоен.

— Господин д'Аржантон, — обратился король к Ком- мину (он подарил ему поместье Аржантон и с тех пор называл его именно так), — следует отмерить тридцать локтей малинового бархата и подарить английскому герольду.

И вполголоса добавил:

— Все идет как надо; не оставляйте его одного, про­должайте занимать его беседой и следите за тем, чтобы до его отъезда никто не вел с ним разговоров.

После этого, ничего не говоря о содержании беседы с герольдом, король стал шутить по поводу письма своего кузена, который, по его словам, стал теперь чересчур толстым, чтобы вести войну и сражаться, по своей при­вычке, в пешем строю.

Ход событий подтвердил правильность того, что Людо­вик XI сказал герольду. Эдуард полагал застать пригра­ничные области королевства уже занятыми армией гер­цога Бургундского, а войска короля разгромленными или, по крайней мере, ослабевшими и небоеспособ­ными.

Однако в Кале, напротив, не было ни герцога, ни его армии! Там оказалась одна лишь герцогиня Бургундская, которая приехала первой, чтобы повидаться с братом.

Затем, наконец, прибыл герцог, но один.

Выходит, то, что сказал король Подвязке о погублен­ной армии герцога, было