Клинок инквизиции - Диана Удовиченко

Настя тут же сменила гнев на милость:

– Ты такой смешной, Платонов. – Она поднялась на цыпочки, впилась в губы Дана жадным поцелуем. Тонкая рука нырнула под плащ, погладила живот, опустилась ниже, нежно сжала член. Тело тут же отозвалось на ласку. – О, а ты тоже ничего, как я погляжу… – прошептала Настя, оторвавшись от его губ. – Черт знает что с тобой сделала бы сейчас, Платонов. Но представляешь, я теперь девственница, а для дефлорации условия уж больно неподходящие…

Дан почти не слушал. Прижимал к себе девушку, тискал сквозь платье непривычно маленькую грудь.

– Погоди, я знаю, что делать. – Настя усмехнулась, потащила его к стене. – Сюда, в тень. Тут точно никто не заметит. – Подстелив под себя полы плаща, опустилась на колени, дернула завязку его штанов.

Наслаждение было почти болезненным. Новый облик Насти, чувство опасности добавляли остроты ощущениям. Все закончилось быстро, Дан глухо застонал сквозь стиснутые зубы.

– Надеюсь, мой якобы братец, который сегодня был с тобой в храме, никогда не узнает, что благородная невинная девица фон Гейкинг делала минет его товарищу, – цинично ухмыльнулась Настя, облизываясь и поднимаясь с колен. – Ладно, мне пора. В следующий раз ты мне отработаешь это удовольствие.

– Верну стократно, – пообещал Дан, завязывая штаны. – И будь осторожнее. Я все понимаю, Насть, но прошу: не нарывайся. Это чужой мир, здесь действительно есть колдовство, ведьмы, ты уже это и сама знаешь. И к тебе подходил вервольф. Настоящий. Это тебе не маньяк занюханный, а нежить, сверхъестественное существо.

– Поверить не могу до сих пор, – вздохнула девушка. – Скорее бы поймать урода Сенкевича, пусть нас возвращает.

Настя потянула тяжелую створку и скрылась. Дан вздохнул с облегчением. За этими толстыми стенами она будет хотя бы в относительной безопасности.

Данилка нашелся! Он жив! Настя ощущала невероятную радость и, пожалуй, впервые за время, проведенное в монастыре, – счастье. Плевать ей сейчас было на все голоса, шепоты и крылья вместе взятые. Даже гибель подруги и оборотень, лишь по странной прихоти не лишивший ее, Настю, жизни, казались какими-то далекими и ненастоящими.

Если друг считает, что ей надо оставаться в монастыре, – пусть так и будет. В конце концов, Данилка лучше знает нынешние реалии, хотя и Настя уже успела их хлебнуть…

Она осторожно затворила за собой створку, на цыпочках пробралась в привратницкую, повесила ключ на пояс храпящей сестры Ортензии. Так же, неслышным призраком, пронеслась по галерее, прокралась в дормиторий и улеглась на свое место.

Было так хорошо и спокойно, что она отмахнулась от ночных голосов, закрыла глаза и тут же провалилась в сон без сновидений.

Проснулась от мягкого прикосновения к плечу. Открыла глаза и разглядела в темноте смутную фигуру: кто-то сидел возле нее, ласково поглаживал. Настя дотянулась до свечи, зажгла ее и увидела сестру Мину. Лицо монахини выражало бескрайнюю любовь, на губах играла ласковая улыбка.

– Покорись, будь его невестой, – прошептала она. – Он сидит под древом смерти…

Настя приподнялась, отодвинулась подальше, уже предполагая, что сейчас произойдет. Сестра Мина поползла к ней на четвереньках, продолжая нежно улыбаться:

– Он звонит в колокола боли… Пойдем, я отведу тебя к нему.

Она подбиралась все ближе. Настя оперлась спиной о стену, изо всех сил лягнула ногой прямо в осклабленную морщинистую физиономию. Сестра Мина только дернулась, из носа потекла струйка крови. Монахиня, удивительным образом сохранив сладкую улыбку, протянула руку, схватила Настю за запястье:

– Идем к нему. Тебя ждут.

Настя вывернулась, вскочила на ноги, перепрыгнула через раскоряченную старуху. Та медленно поднялась, двинулась на девушку:

– Ты нужна ему, ты будешь его невестой.

Настя молча ударила в челюсть, сестра Мина даже не пошатнулась, продолжала тянуть руки. Еще удар, на этот раз ногой в живот – никакого результата. Проклиная слабосильное тело крошки Одиллии, Настя упорно отбивалась от бесноватой. В дормитории зажигались свечи, звучали испуганные восклицания проснувшихся монахинь. Кто-то звал на помощь, кто-то выбегал из спальни. Настя наносила удар за ударом.

Наконец ей удалось сбить сестру Мину с ног. Тут подоспела аббатиса с привратницами. Сестра Ортензия и сестра Ванда скрутили бесноватую, поволокли в подвал.

– Спокойно, сестры, – ровным голосом проговорила мать Анна. – Помолитесь и отдыхайте.

Молиться Настя не стала, но и сон к ней не шел. Она глубоко задумалась. Слишком уж часто в последнее время ее прочили в невесты неведомого повелителя, который звонит в колокола боли… и что еще он там делает? Тетушка Гретель, голоса, теперь вот сестра Мина. Выходило, ей действительно грозит опасность, и скрыться от нее нельзя ни в городе, ни в монастыре. Тогда какой смысл здесь отсиживаться?

Воспоминания были сладкими. Сладкими, как тело цыганки. Темный переулок, быстрый бег, растущее возбуждение, треск ткани, распоротой острым когтем, смуглая кожа. Плач, мольба, беспомощный крик. Невыносимое наслаждение.

Эта жертва будет сниться ему всегда. Она – особенная. Его каприз, его прихоть, его любовь. Его свобода.

– Я вызываю и заклинаю тебя, о дух Марбас, и, вооруженный властью, данной мне Высочайшим Величеством, я строго приказываю тебе именем Бераланенсис, Балда-Хиенсис, Паумахиа и Апологиае Седес, и именами могущественнейших принцев, и джиннов, Лиахидии, и министров адской обители, и именем главного принца престола в Девятом легионе…

Клаус в пятый раз повторил заклинание вызова. Демон так и не явился.

– Что там? – хмуро спросил Сенкевич, стоявший в защитном круге.

Демона, как и всегда, вызывали в лесу, на заснеженной поляне. Полотна с заранее нарисованными магическими символами были расстелены прямо на снегу. Они пришли сюда вдвоем – Сенкевич никому не желал доверять тайну, которую ожидал узнать от Марбаса.

– Почему он не явился?

Альбинос пожал плечами:

– Не желает. Возможно, занят. Сейчас попробую другое заклинание. – Он откашлялся, сделал глубокий вдох и заговорил: – Я призываю, заклинаю тебя и приказываю тебе, О Дух Марбас, явиться и проявить себя перед этим кругом в красивом и миловидном обличье, без уродства или обмана, именами Иах и Вау, которые Адам слышал и произносил; именем бога Агла, которое услышал Лот и был спасен со всей своей семьей; именем Йот, которое Иаков узнал от ангела, когда боролся с ним, и был спасен от руки своего брата Исава; и именем Анафаксетон, которое услышал Аарон, произнес его и стал мудрым; и именем Забаот, которое назвал Моисей, и тогда вода во всех реках превратилась в кровь…

Я все равно тебя найду, тварь проклятая, думал Сенкевич. Найду и уничтожу. Не выйдет с помощью колдовства – наемников натравлю, они и не таких в капусту рубили. Завалишь наемников – сам расправлюсь, собственными руками задушу, глотку перегрызу…