Камень. Книга 10 - Станислав Николаевич Минин

принц сделал несколько шагов в центр арены и наклонился.

— Прыжок!

Пантера вскочила, сжалась, как пружина, и перепрыгнула через Романова.

— Еще прыжок!

— Еще прыжок!

Бурные аплодисменты и новая команда:

— Баюн, поклон!

Пантера потянулась, выгнув спину, вместе с ней поклон обозначил и великий принц.

Сделав такой вот «поклон» еще два раза, повернувшись в разные стороны, Романов после стихших аплодисментов потрепал сидевшую рядом пантеру за ухом и громко сказал на английском:

— Леди и джентльмены! Пантеру зовут Баюн, и это мальчик! Давайте наградим еще раз нашего великолепного артиста аплодисментами, он их точно заслужил! — И после «шумного» перерыва продолжил: — Также хочу представить вам братьев Запашных, Эдгарда и Аскольда, — великий принц повернулся к уже спешившим к нему мужчинам. — Именно они являются дрессировщиками всех тех животных, которых вы будете иметь удовольствие наблюдать сегодняшним вечером!

Запашные церемонно, отставляя ногу и вытягивая носок, поклонились под аплодисменты. Романов же решил закончить свое небольшое шоу:

— Леди и джентльмены! Спасибо за ваше внимание! Баюн, поклон!..

* * *

Уже за кулисами, когда мы с Запашными вели Баюна обратно в вольер, Аскольд, еле сдерживая эмоции, решил поинтересоваться:

— Алексей Александрович, позволено ли мне будет спросить, как именно у вас это получилось? Ведь мы не учили Баюна всем этим номерам! Он у нас вообще дрессировке неохотно поддавался!

Эдгард тоже косился в мою сторону с огромным интересом.

— Аскольд Вальтерович, — улыбался я, — ну любят меня животные! Видимо, чувствуют родственную душу. Это я еще в детстве заметил с кошками и собаками, а потом мне воспитатель и медвежонка подарил. Потапыч, так его звали, у меня еще и не такие номера показывал.

Чуйка подсказывала, что оба прославленных дрессировщика находились в полном смятении чувств — их род уже третье поколение занимается хищными животными, а тут появляется… появляюсь я, и за час Баюн показывает такое!.. И чтобы на меня опять не посыпался град неудобных вопросов, я достаточно жестким тоном продолжил:

— А теперь слушайте меня внимательно, господа! После представления я еще раз зайду проведать Баюна, но, боюсь, со мной в вольер спустятся и мои друзья, и поговорить с вами я не смогу. Так вот, у меня будет к вам огромная просьба: не могли бы вы в ближайшие несколько дней проследить за настроением Баюна? Почему прошу? Потому что есть у меня ощущение, что котяра будет по мне очень скучать. Соответственно… — я неопределенно помахал рукой.

За меня продолжил Аскольд:

— Соответственно, Баюн будет нервничать. Скажите, Алексей Александрович, а нас с Эдгардом и наших помощников кот будет к себе подпускать, как раньше?

— Не уверен, Аскольд Вальтерович. — Я не удивился догадливости младшего Запашного. — И еще одна просьба. Не мог бы кто-нибудь из ваших помощников привезти завтра утром Баюна в Монако? Хочу его в море искупать.

— Не проблема, Алексей Александрович, — кивнул Аскольд. — К какому часу?

— Давайте мы телефонами обменяемся, и я завтра вас наберу, потому как не знаю, во сколько спать лягу. Сами понимаете, обязанности развлекать наших принцесс с меня и остальных молодых людей никто не снимал…

* * *

Великий князь попросил его не провожать, и братья Запашные сразу направились в сторону гримерок.

— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил у старшего брата Аскольд.

— Думаю, что Алексей Александрович заберет у нас Баюна, — поморщился Эдгард. — А Баюн был очень перспективный артист.

— Не морщись! — отмахнулся младший брат. — У нас таких перспективных еще четверо подрастают. А ты знаешь, сколько благодаря Алексею Александровичу нам сегодня молодежь на счет закинула?

Аскольд кратко рассказал про «объявление» на стене вольера, достал телефон и продемонстрировал выписку по счету. Эдгард присвистнул:

— И это без учета того гонорара, который нам Романовы уже выплатили! Но все равно, как великий князь это с Баюном сделал? Неужели покойный дед был прав, когда утверждал, что были на Руси особые люди, которые могли и со зверьми, и с птицами, и с гадами ползучими разговаривать?

— Еще и лечить их… — добавил Аскольд. — Потому что утром Баюн чуть ли не помирал у себя в вольере, даже от еды отказывался, только воду пил, а тут…

* * *

— Алексей, — начал выговаривать мне царственный дед, когда я поднялся в королевскую ложу, — отпрыску правящего рода Российской империи, будущему императору выступать с какими-либо номерами на арене цирка абсолютно неуместно!

Осуждающими взглядами на меня смотрели все старшие Романовы и князь Пожарский, хотя я чуял, что тут больше напускного. Братья же и Изабелла Савойская, напротив, поддерживали меня улыбками.

— Но, учитывая твою уже сложившуюся репутацию, — продолжил «обличать» меня дед, — тебе в который раз крупно повезло — прошедшее выступление вся собравшаяся аристократия восприняла как очередное милое и забавное чудачество великого принца Алексея Александровича. — Император хмыкнул. — А некоторые так и вообще посчитали, что это был заранее подготовленный розыгрыш — мол, ты с этой пантерой специально в Москве тренировался.

Я молчал и изображал раскаянье, разыгрывая из себя покорного внука, но царственный дед не купился, перешел с французского на русский и рявкнул:

— Чего молчишь, Алексей? Ты зачем, живодер малолетний, на потеху публике над кошаком-переростком издевался?

— Не могу знать, государь! — картинно выпрямился я. — Как затменье какое нашло!

— Ясно… — вздохнул царственный дед и повернулся к цесаревичу: — Александр, это все твое влияние на сына! И дружков твоих!

Ответить родитель не успел — вмешалась царственная бабуля:

— Не наговаривай на Сашу, дорогой! — заявила она и перешла на французский. — Алексей, мальчик мой, твое выступление было великолепно! А Баюн просто обворожителен! Прошу тебя, присядь рядом с бабушкой и расскажи подробности твоего знакомства с этой милой кошечкой, пока основное представление не началось…

От бабули меня спасло появление в ложе Бурбонов и Гримальди, которые тоже кинулись высказывать мне свои восторги по поводу нашего с Баюном выступления и «потребовали» от меня признания, что я готовил этот номер еще в Москве. Отнекивался как мог, но, понятно, еще больше убедил Бурбонов и Гримальди в обратном. Уже когда началось представление, а на арене свое мастерство показывали гимнасты, сидевший рядом Николай пихнул меня в бок:

— Леха, а чего ты Людовику и Альберу сразу не заявил, что не мог с