Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги - Уильям Дэвис

Возможно, ничего удивительного в сложившейся ситуации нет. Мы все интуитивно понимаем: наши действия и наше общение с друзьями в Интернете становятся объектами изучения в новой мировой лаборатории. Как правило, споры вокруг умных городов или социальной сети Facebook касаются в первую очередь того, что подобные явления вмешиваются в нашу частную жизнь. Однако наука, которую производит новая лаборатория, всех устраивает. Возможно, это связано с тем, что нам кажется соблазнительной идея, утверждающая, будто индивидуальная свобода человека – всего лишь миф, и у каждого решения есть причина или объективный, биологический или экономический, стимул. Очень часто люди забывают о том, что в этой идее нет никакого смысла, если отсутствуют инструменты наблюдения, отслеживания, контроля и проверки. Мы либо имеем теории, интерпретируем человеческую деятельность, организуем нечто вроде самоуправления в обществе, либо у нас есть неопровержимые факты о поведении, и мы делаем из общества лабораторию. Но мы не можем следовать и первому, и второму сценарию одновременно.

Утопия о счастье

В 2014 году российский Альфа-банк предложил своим клиентам необычный счет «Активити»[245]. Для этого клиенты должны были воспользоваться одним из фитнес-трекеров на смартфонах – Fitbit, RunKeeper или Jawbone UP, с целью подсчитать, сколько шагов они делают каждый день, после чего это количество шагов превращается в денежную сумму на сберегательном счете «Активити» с более высокой процентной ставкой. Альфа-банк подсчитал, что люди, которые используют этот счет, сберегают в два раза больше средств по сравнению с другими клиентами и двигаются в 1,5 раза больше среднего россиянина.

Годом ранее на станции метро «Выставочная» в Москве был проведен эксперимент, приуроченный к зимним Олимпийским играм 2014 года [246]. Один из турникетов заменили сенсорным устройством. Пассажирам предлагалось либо заплатить за билет 30 рублей, либо сделать 30 приседаний перед сенсорным устройством в течение двух минут. Если они не справлялись с поставленным заданием, то им приходилось платить за билет как и положено.

Вещи вроде фитнес-турникетов пока воспринимаются нами как некие интересные диковинки. В случае со счетом «Активити» все уже серьезнее. Программы, которые отслеживают деятельность сотрудников, чтобы повлиять на их продуктивность, уже далеко не забавные новшества. Когда Бентама спросили, каким образом измерить субъективные чувства, он предположил, что это можно сделать с помощью денег или пульса. Он абсолютно верно угадал способы, используемые экспертами по счастью.

Следующий этап для индустрии счастья – разработать технологии, которые позволят объединить оба индикатора. Однако монизм, вера в то, что существует некий универсальный показатель для оценки любого этического или политического результата, всегда терпит поражение, поскольку такой показатель невозможно найти или создать. Неплохая мысль использовать в качестве него деньги, однако они не учитывают другие психологические или физиологические аспекты счастья. Показатели кровяного давления или пульса – тоже хорошо, и тем не менее они не способны показать степень нашей удовлетворенности жизнью. МРТ может визуализировать наши эмоции в реальном времени, но она упускает из виду более широкие показатели здоровья. Анкеты между тем не учитывают культурные различия, связанные с очень разным восприятием нами слов и симптомов.

Вот почему объединение денег и показателей нашего тела становится сейчас настолько важным. Ученые начинают избавляться от границ между совершенно несовместимыми показателями счастья или удовольствия и пытаются соорудить нечто, способное вычислить, какие решения, результаты или политика будут в конечном счете самыми лучшими. Но этот проект – утопия (в буквальном смысле этого слова – «утопия» по-древнегречески означает «нет места»). Невозможно найти какой-либо универсальный показатель для счастья, поскольку в нем самом нет ничего исчисляемого. Монизм звучит красиво и является привлекательным для сильных мира сего, которые ищут способы разработки своих дальнейших шагов. Но неужели кто-то действительно верит, что все удовольствие и всю боль можно описать одним каким-то показателем? Конечно, нам стоило бы попытаться исходить из того, что теоретически такое возможно, и использовать метафору «полезности» или «счастья». Однако если отбросить в сторону все объективные неврологические, психологические, физиологические, поведенческие и денежные показатели, то призрачное понятие счастья как единой величины сразу испарится в воздухе.

Зачем же в таком случае создавать универсальный инструмент для измерения счастья? Нужно ли пытаться объединить вещи, друг с другом никак не связанные: наши счета с нашими телами, наши выражения лиц с нашими покупательскими привычками и прочее? Под эгидой научного оптимизма нами управляет философия, у которой нет никакого реального смысла. В конце концов она не может определить, счастье – это нечто физическое или метафизическое. Его постоянно называют физическим явлением, но оно ускользает от понимания. И тем не менее число инструментов для измерения количественных показателей счастья продолжает расти, все так же вмешиваясь в нашу частную и общественную жизнь.

Тот житель Копенгагена, который в 1927 году спустил с лестницы сотрудника JWT, ясно представлял себе, что последний собой олицетворяет стратегию силы. Наблюдение за нашими чувствами и управление ими лишь нейтрализует альтернативные способы понимания людей и альтернативные формы политического и экономического устройства. Однако этот проект никогда не достигнет своей цели. Несмотря на заявления нейробиологов, что они вот-вот раскроют секреты нашего выбора или наших эмоций, поиск объективной реальности наших чувств будет продолжаться и расширяться. Ведь если несчастье поддается измерению, а успех может быть понят через количественные результаты, то критика и борьба за свободу оказываются не у дел, они бессильны.

Утилитаризм способен оправдать фактически любое политическое решение в целях психической оптимизации, в том числе и квазисоциалистические формы организации, и мелкое производство, если такие решения заставят людей чувствовать себя лучше. Утилитаризм ратует за процветание человека в неограниченном гуманистическом смысле, которое может быть достигнуто через дружбу и альтруизм, как советуют позитивные психологи. Однако если бы оптимизация не подразумевала контроля над обстоятельствами и временем человека, а также определенных знаний о законах выбора, если бы автономность человека не сводилась к причинам неврологического и психологического порядка, то все это не могло бы быть осуществлено. Совсем иной вид политики дает представление о стиле жизни, в котором у каждого человека есть право говорить то, что он думает, а не пребывать в неведении, что его мысли становятся известны определенным кругам. В этой жизни несчастье приводит к критике и реформам, а не к лечению; о взаимосвязи же психики и тела просто забыли, совершенно не пытаясь с помощью постоянных медицинских исследований сделать ее ответственной за все происходящее.