Знак - Вероника Рот

– Не впускай его! – Акос спрятал лицо в ладонях.

– А ты забыл, чья эта каюта, – осадила его Кайра и отступила, пропуская гостя.

– Проклятье! – Акос вскочил на ноги.

Перед глазами почернело, и он врезался в косяк. Наверное, Кайра права, ему нужно поесть.

При виде Акоса Йорек остолбенел.

– Желаю удачи! – бросила Кайра и заперлась в ванной.

Йорек принялся растерянно озираться. То рассматривал украшенную броней переборку, то растения, свисающие с потолка, то кастрюли-сковородки на колченогой плите. Почесал шею, оставив розовые полосы от ногтей. Дурная привычка, выдававшая его нервозность. Акос двинулся к нему. Тело стало неимоверно тяжелым, добравшись до стула, он запыхался.

– Зачем ты сюда явился? Ты ведь получил что хотел, верно?

Акос рассвирепел. Ему требовалось вцепиться во что-нибудь когтями и удержаться на поверхности. Даже если бы для этого ему пришлось ранить Йорека, который уже вдоволь настрадался.

– Получил, – согласился Йорек, присаживаясь на соседний стул. – И зашел, чтобы поблагодарить тебя.

– Незачем! Мы заключили сделку. Я убиваю Сузао, ты выпускаешь Айджу.

– Это будет проще сделать в Воа, – произнес Йорек тихим голосом: так разговаривают с диким зверем, в которого, вероятно, только что превратился Акос. – Послушай, я… – Йорек наморщил лоб. – Я тогда много не знал. Думал тебе это раз плюнуть. Таким уж ты мне показался.

– Хватит! – Акос вновь спрятал лицо в ладонях.

Мысли о том, как легко ему далось убийство, теснились в голове. У Сузао не было шансов, он не понимал, с кем связался. Акос чувствовал себя настоящим убийцей – причем куда острее, чем после убийства Кальмева. Тогда он действовал в состоянии аффекта, почти во сне. Теперь все было иначе.

Йорек положил руку ему на плечо. Акос попробовал ее стряхнуть, но Йорек не поддался. Пришлось открыть глаза.

– Это тебе от моей мамы, – сказал Йорек, вытаскивая из кармана длинную цепочку, с которой свисало кольцо.

Металл отливал оранжево-розовым, а на кольце оказался выбит какой-то знак.

– Печатка с гербом моего рода. Мама хочет, чтобы она была у тебя.

Акос провел трясущимися пальцами по изящным звеньям: для крепости их сделали двойными. Сжал в кулаке кольцо, так что герб отпечатался на ладони.

– Твоя мать… благодарит меня? – Голос Акоса дрогнул, голова склонилась на стол, но слез уже не было.

– Теперь моя семья в безопасности, – ответил Йорек. – Навести нас, если сможешь. Мы живем на окраине Воа, между Рубежом и тренировочным лагерем. Селение прямо у дороги. После того, что ты для нас сделал, ты будешь желанным гостем.

Акос почувствовал тепло на затылке: Йорек погладил его по голове. Акос неожиданно успокоился.

– Ах да. Не забудь, пожалуйста, нанести на руку знак, – произнес Йорек напоследок.

В каюте воцарилась тишина.

Акос продолжал сжимать в кулаке подарок. Костяшки саднили: он чувствовал подсыхающие болячки. Раздался скрип двери ванной комнаты.

Кайра тихо прошла по кухне, чем-то негромко погремела, положила перед Акосом ломоть хлеба. Он жадно проглотил его, чуть не подавившись. Вытянул левую руку, вывернув ее так, чтобы были видны шрамы.

– Вырежи знак, – проговорил Акос.

Его хриплый голос больше походил на рычание, чем на членораздельную речь.

– Успеется, – она погладила его по коротким волосам.

Ее токодар не причинял ему боли. Может, Йорек сумел усмирить Акоса? А может, все дело в том, что он поел.

– Пожалуйста, – добавил он. – Просто… вырежи знак.

Кайра потянулась за своим ножом. Акос видел, как напряглись ее мышцы.

Кайра Ноавек, сплошные мускулы и ничего лишнего. Однако ее сердце смягчилось. Она напоминала кулак, учившийся разжиматься.

Кайра взяла Акоса за запястье. Его пальцы прикоснулись к ее коже, прогоняя тени. Без их черноты становилось заметно, какая она красивая: длинные волнистые волосы, блестевшие в неровном свете, темные, почти черные глаза, тонкий орлиный нос, родинка в ямочке на шее.

Кайра приложила острие к коже рядом со вторым знаком, перечеркнутым по диагонали.

– Готов? Один, два, три…

На счет «три» она не дрогнувшей рукой сделала надрез. Вытащила из шкафчика пузырек с тушью и кисточку, нанесла жидкость на ранку, отточенностью движений напоминая художника у мольберта.

Акоса пронзила жгучая боль, за которой последовала вспышка адреналина, избавляющего и от боли, и от душевного смятения.

– Сузао Кузар, – шепнула Кайра.

И Акос почувствовал, как и было положено, – эту потерю, ее тяжесть и непоправимость. Он позволил себе найти утешение в шотетском ритуале.

– Прости, – произнес Акос.

Он не знал, за что просит прощения: за то, что нахамил ей сегодня, за то, что случилось после дуэли, или за что-то еще.

На другой день он проснулся от шума. Кайра подметала в ванной осколки разбитого им зеркала. Потом прикручивала на место выдранную вешалку. Акос не помнил, когда ее выломал. Зато с изумлением обнаружил, что Кайра, как обычная простолюдинка, умеет пользоваться различными инструментами. Впрочем, это же Кайра – настоящий кладезь всяческих неожиданных знаний и умений.

– Я не настолько цинична, чтобы забыть, – сказала девушка, отводя взгляд. – Забыть, что чувствуешь, когда твой мир рушится.

Она накрыла ладонь Акоса правой рукой, а левой нежно дотронулась до его шеи. Акос вздрогнул, но сразу расслабился. На шее до сих пор была царапина от клинка Сузао, оставшаяся после стычки в столовой. Ее пальцы провели по старому шраму, который Ризек когда-то оставил на его скуле. Акос подался навстречу этому прикосновению. Горячо, слишком горячо. Она еще никогда не дотрагивалась до него вот так.

Он и не думал, что они захотят чего-то большего.

– Я не понимаю тебя, – прошептала Кайра.

Ее ладонь скользнула к его щеке, длинные пальцы прошлись за ухом.

Тонкие, чуткие, с суховатой кожей на костяшках.

– Любой другой от такой жизни давно бы превратился в отчаявшегося зверя, – продолжила она. – А ты… как это вообще возможно?

Акос закрыл глаза, сопротивляясь боли.

– Понимаешь, Акос, мы на войне, – она прижалась лбом к его лбу, вцепившись рукой в его плечо. – Война между тобой и теми, кто разрушил твою жизнь. Не стыдись с ними драться.

Акос почувствовал совершенно иную боль. Острое желание, зародившееся глубоко внутри.

Он захотел ее.

Теперь он жаждал провести пальцами по ее точеной скуле, поцеловать ее милую родинку на шее, ощутить ее дыхание, запутаться в волосах.