Знак - Вероника Рот

Он прижался губами к ее щеке, настолько сильно, что это совсем не походило на поцелуй. Их дыхание вдруг стало общим. Акос резко отстранился, встал, отвернулся. Недоуменно вытер рот.

Кайра не шевелилась, он чувствовал спиной тепло ее тела.

Затем она положила руку между его лопатками. Позвоночник стало покалывать. Неужели ее токодар проник даже сквозь рубашку?

– Мне нужно кое-что сделать, – сказала Кайра. – Я скоро вернусь.

И она исчезла, как сон.

Я шагала по техническим переходам, и мое лицо горело. Воспоминание о губах, прижимавшихся к моей щеке, пульсировало в голове. Я попыталась потушить навязчивую мысль, словно упорный уголек. Нельзя поддерживать столь сильный огонь и при этом пытаться жить по предложенным тебе правилам.

Запутанный маршрут к крошечной каютке Теки вел в самое сердце корабля.

Я постучала. Дверь распахнулась. Тека была босой, в свободной одежде. Отсутствующий глаз вместо повязки прикрывал лоскут ткани.

Я посмотрела на спальную полку и импровизированный стол под ней, очищенный от проводков, отверток и прочего. Тека готовилась к посадке.

– С ума сошла, являться ко мне без предупреждения? – прошипела она, втаскивая меня в комнату, в ее глазу мерцала тревога.

– Что бы вы там ни собирались сделать с моим братом, это должно случиться завтра.

– Завтра, – недоверчиво повторила она. – В смысле, в тот день, который последует за сегодняшним?

– Когда я заглядывала в словарь последний раз, там было именно такое определение.

Тека опустилась на шаткий табурет и уперлась локтями в колени. В вырезе рубашки мелькнула грудь. Было странно видеть Теку в непринужденной обстановке собственной каюты. Хотя, чему тут удивляться: мы с Текой не очень-то хорошо знакомы.

– Почему? – спросила она.

– После приземления будет царить неразбериха, – ответила я. – Охранные системы еще не приведут в порядок, шотеты будут уставшими. Идеальный момент.

– У тебя есть план? – оживилась она.

– Задняя калитка, черный ход, скрытые коридоры. Проникнуть в особняк будет нетрудно, поскольку я знаю коды. Однако чтобы пройти в крыло Ризека, вам потребуется моя кровь для сенсоров. Ждите меня в полночь у задней стены, и я вам помогу.

– А ты уверена, что справишься?

У изголовья ее койки висела новая фотография Зоситы. Рядом – еще одна: мальчик, вероятно, брат Теки. Горло у меня перехватило спазмом. Как ни крути, именно моя семья виновна в ее страданиях.

– Что за глупый вопрос? – скривилась я. – Разумеется справлюсь. Сами-то вы сможете выполнить свою часть договора?

– Насчет Керезета? Ага. Ты впускаешь нас внутрь, а мы выпускаем его.

– Все должно произойти одновременно. Нельзя, чтобы он пострадал еще из-за того, что я успела натворить. Он – невосприимчив к тихоцветам, поэтому придется его чуть-чуть пристукнуть. Но он – отличный боец, учтите.

Тека задумчиво кивнула и уставилась в пространство, некрасиво жуя губу.

– В чем дело? Вид у тебя какой-то… неуверенный.

– Вы, ребята, поссорились, что ли?

Я промолчала.

– Не понимаю, – продолжила Тека. – Ты явно в него влюблена, почему ты хочешь, чтобы он ушел?

Отвечать мне не хотелось. Меня не покидало недавнее воспоминание. Еще вчера его горячие губы прильнули к моей коже, а щетина на его подбородке оцарапала мне щеку.

Акос меня поцеловал. Внезапно и наивно. Я должна была чувствовать себя счастливой и окрыленной.

Но, нет, все оказалось слишком запутанно.

Я могла бы назвать Теке дюжину причин. Акос находился в опасности, поскольку Ризек понял, что сумеет использовать его как рычаг давления на меня. Айджа был потерян навек, и, возможно, Акосу удастся примириться с этим, когда он попадет домой, к матери и сестре. Мы с Акосом никогда не станем равными, пока Ризек держит его в плену, а значит, мне надо его освободить. Но я сказала то, что беспокоило меня сильнее всего.

– Здешняя жизнь его… убивает, – я переминалась с ноги на ногу, чувствуя себя не в своей тарелке. – А я… не могу это видеть.

– Ясно, – кивнула Тека. – В общем, ты впускаешь нас внутрь, мы его уводим. Лады?

– Лады, – согласилась я. – Спасибо тебе.

Я всегда ненавидела возвращаться домой.

Перед посадкой шотеты всегда собираются на обзорной палубе и приветствуют радостными криками родную планету.

Корабль гудел. Люди паковали вещи, с нетерпением ожидая встречи с детьми и стариками. Но меня охватила глубокая печаль.

И тревога.

Мои сборы были недолгими. Сложить немногочисленные тряпки и оружие. Выкинуть скоропортящиеся продукты, снять несвежие простыни. Акос молча помогал, на его руках еще оставались бинты. Его расстегнутая сумка валялась на столе. Я смотрела, как он складывает одежду и подаренные ему книги, и заметила, что часть страниц загнута. Хотя я давно прочитала каждую из книг, мне захотелось пролистать хоть какую-нибудь из них. Взглянуть бы на то, что его заинтересовало!

Это стало бы чем-то вроде погружения в его внутренний мир.

– Ты ведешь себя непривычно, – произнес Акос, когда мы упаковали вещи и оставалось только дождаться посадки.

– Не люблю возвращаться домой, – ответила я.

В конечном счете это было правдой.

– По-моему, именно здесь – твой настоящий дом. – Акос пожал плечами. – Твоего тут, в каюте, гораздо больше, чем в Воа.

Он был прав. И мне понравилось, как он это сказал. Акос узнал меня, наблюдая за мной, так же, как и я узнала его.

Да, так и есть.

Я нашла бы его в толпе по походке. Я запомнила очертания вен на его руках. Его любимый нож для нарезания ледоцветов.

И я не могла забыть его пряное дыхание, пахнущее тихоцветами и сендесом.

– В следующий раз я займусь своей каютой, – добавил он.

Следующего раза не будет, подумала я, а вслух сказала, принужденно улыбнувшись:

– Точно, так и сделай.

Однажды мать заявила, что у меня – прирожденный талант к притворству. Отцу не нравилось видеть, как я корчусь от боли, и я научилась ее скрывать: мое лицо делалось невыразительным и каким-то плоским, хотя мои ногти впивались в ладони. После посещения очередного лекаря ложь о том, где мы были, срывалась с моих губ стремительно и непринужденно. Умение врать и изворачиваться было в семействе Ноавеков вопросом выживания.

К своему таланту я и прибегла во время посадки: вход в атмосферу, суета погрузочного дока, посадка в транспортники, процессия к поместью, возглавляемая Ризеком.