Углём и атомом - Александр Плетнёв

«Адзуму» (уже молчала и кормовая башня) без каких-либо сторонних признаков резко повело вправо. Над ним еще плотней завился белый пар… ждали взрыва котлов, однако продолжая выкатываться в сторону, крейсер просто еще больше сбавил ход.

Прущий густым дымным чадом, буравящий носом океан, броненосец определенно выходил на «короткую» – для подбитого корабля это был приговор.

Кусая губы, контр-адмирал Мису должен был признать, что действия Рожественского были безупречными.

С самого начала!

Сама завязка боя, когда корабли «полным ходом» сходились на контркурсах, предполагала эффективный огневой контакт не больше пятнадцати минут. Далее уже происходил разрыв дистанций. В таких условиях успеть пристреляться, тем более серьезно повредить «головной», затем сбить ход мателоту, русский адмирал посчитал трудновыполнимым. Поэтому сразу сконцентрировав, стрельбу главным калибром на «концевом».

Результат?

«Вон он, результат!» – Мису даже не счел нужным сохранять невозмутимость перед подчиненными, стукнув кулаком по ограждению заблиндированного мостика.

Между тем запаривший «Адзума» вообще лег в циркуляцию, и уже помянутая безупречность действий противника не замедлила сказаться.

По-прежнему наплевав на далекий «Ивате», застилаемый дымами собственных залпов, «русский» чуть довернул – с более чем полусотни кабельтов это показалось неуловимым, незначительным изменением курса. С далекого мостика японского флагмана никто не заметил отворот носовой башни и смену приоритетности цели.

Это заметили с бронепалубников – все, кто наводил, корректировал и так алкал достучаться до противника своими «шимозными приветами».

И достучались же, радостные… наконец-таки украсив вражеский борт оранжевыми всполохами.

А затем узрели, соображая в короткую – в два дыхания… придыхания – паузу, когда 12-дюймовые в сечении и сорока в калибрах стволяки довернули, чуть водя по вертикали-горизонтали, пока там, в башне, накручивали, наяривали ручками наводчики, получая стрельбовые данные.

И, возможно, кому-то показалось, что серая громада броненосца, словно почувствовав их настырные укусы, решила ответить, отмахнуться и даже случись… прихлопнуть.

Двухорудийная башня замерла, выбрав жертву.

Первым, пристрелочным пальнуло левое, вздыбив фонтан воды по носу «Нанивы». Крейсер секундами позже вошел в опавший пенный колосс… прямиком в пристрелянное место, куда уже летело.

И снова русский снаряд почти не выдал ни дыма, ни вспышки.

Зато полыхнуло следом… из нутра крейсера… циклоскопически!

Разламывая корабль надвое!

Так детонируют погреба!

«Русский» вывалил бортовым залпом по шарахнувшемуся в сторону «Такачихо», который каким-то чудом умудрился избежать попаданий, и снова плотно насел на «Адзуму».

* * *

У Зиновия Петровича было два виденья, два знания, полученные в том числе из материалов, предоставленных потомками. Где говорилось, что «потопить крейсер, имеющий водоизмещение в десять тысяч тонн, лишь одной артиллерией считается выдающимся делом в морской тактике… иначе крайне сложным».

Ни бронепалубный «Варяг», ни броненосный «Рюрик» не смогли потопить артогнем.

В том числе перед Рожественским лежал наглядный пример – получивший еще как минимум три 12-дюймовых бронебойных снаряда и несколько 6-дюймовых в придачу, «Адзума» стремление пойти на дно не выказывал.

С другой стороны, противовесом был горький опыт еще не состоявшейся битвы при Цусиме.

И тут же замечательное исключение – «Нанива», пусть и малотоннажный, но схлопотавший всего один удачный («золотой») снаряд в свою бронепалубную тушку.

Два японских крейсера отбежали миль на восемь-десять на северо… северо-западные румбы, периодически издалека посылая безнадежные снаряды.

«Суворов» не отвечал.

Гоняться за этими беглецами Рожественский, естественно, не собирался.

Зиновий Петрович то поднимал бинокль, то поглядывал на хронометр, где-то там, на периферии домыслия подсчитывая потраченный боезапас, оценивая – сколько еще придется вогнать снарядов, чтобы подранок, наконец, отправился на дно.

– Добить ему артиллерию и выходить на минную атаку. Иначе провозимся… – читал мысли адмирала капитан первого ранга Игнациус, то и дело снимавший дурацкий шлем, чтобы промокнуть вспотевший лоб.

Впрочем, дурацкий ли? Когда японский снаряд разбился о броню боевой рубки, осколки на себя приняло в том числе и дополнительное блиндирование. Но и малеха влетело в смотровые щели. Ранило матросов сигнальной вахты левого борта, одного сильно контузило, и попади тот визгливый кусочек металла в незащищенную голову, убыль личного состава была бы неминуема.

А между тем «Адзума» продолжал судорожный «танец», управляясь машинами, гребя на остатках пара ополовиненных котлов, пытаясь держать направление в сторону метрополии, все еще отстреливаясь из чего-то там уцелевшего.

Через тридцать минут, находясь под сосредоточенным огнем, он практически совсем потерял ход, снова беспомощно и медленно выводя неуправляемую дугу. Уже ничем не отвечая.

– Играйте дробь! Приготовьте мины Уайтхеда, – приказал командующий.

«Князь Суворов» суровым палачом пошел на сближение.

Пожары на крейсере уже не тушили. Палубы просыпало людским муравейником… что-то бросали в воду – плавучее, кидаясь с борта вниз сами, гребя от корабля. Который начал постепенное, ровное погружение, начавшееся с кормы.

– Сами, – волнительно выдохнул Коломейцев, – не иначе открыли кингстоны.

– Своеобразное харакири, – поддакнул кто-то из офицеров.

– Передайте по телеграфу на международном. Для японцев, – отреагировал Рожественский, кивнул в сторону дальних дымов, – «Препятствовать спасению экипажа не будем. Мы свой долг выполнили. Выполняйте свой».

– Пленные? Брать не будем? – пытливо взглянул Коломейцев. – Экипаж первоклассный. Будет и дальше супротив нас дослуживать на других кораблях.

– Нет времени, – отрезал командующий.

– К тому же на востоке замечены дымы, а японцы постоянно работают телеграфом. Вдруг подмога к ним спешит, – поддержал командующего Игнациус.

– Да… да. Времени нет, – еще раз подтвердил Рожественский, – и еще, господа!

Выйдите, пожалуйста, по УКВ-связи на «Александр». Приказ младшему флагману: «Следовать намеченным маршрутом с эскадренной скоростью 12 узлов».

И благожелательно бросил нахмурившемуся Игнациусу:

– Не переживайте вы так, Василий Васильевич. Нагоним. Понасильничаем машины и нагоним.

Равно как вступив в бой – на «полном ходу», так и выходя из дела, «Князь Суворов», обогнув по дуге уже просевший по палубу крейсер, поспешил на зюйд.