Украсть богача - Рахул Райна

несколько минут спросил Руди и обвел нас взглядом. – Мы же знаем, что это необходимо. Прия выступит с речью о гуманитарных и либеральных ценностях. Бхатнагар расскажет о законности. Но мы же все понимаем, что надо сделать. – Он полагал, мы станем возражать. Но мы молчали. – У вас есть компьютер, мисс Бхатнагар? В библиотеке? Пойду видосы посмотрю. А вы позовете меня, как наберетесь смелости.

– Он прав, – сказал я, когда Руди ушел.

– Нет, – Бхатнагар забарабанила пальцами по джинсам. – Я поклялась соблюдать конституцию нашей страны. Поклялась защищать страну от врагов. Похищение человека – преступление, по любым нашим законам.

– Похоже, так думаете только вы, – заметил я.

– Мы вынуждены вести грязную игру, – подхватила Прия. – Другого выхода я не вижу.

Они с Бхатнагар переглянулись. Пока мы с Руди препирались, спорили о еде, о «Манчестер Юнайтед», о телесериалах, вообще обо всем, о чем обычно говорят мужчины, лишь бы не обсуждать то, что важно, Прия и Бхатнагар беседовали.

– Должен же быть другой способ, – предположила Бхатнагар, но Прия покачала головой – спокойно, однако с благоразумной настойчивостью, преодолевающей любые возражения. Наши дети… ее дети едва ли когда-нибудь сумеют ей возразить. В противном случае их ждут жуткие муки совести.

Бхатнагар стала звонить и выяснять, на кого из ее людей еще можно положиться. Орал телевизор. О нас рассказала даже Би-би-си – правда, как очередную дикую байку про Индию, мол, что там еще учудили эти ребята?

Прия прижалась ко мне. Запустила руку мне в волосы, спутанные и жесткие от жары.

– От тебя воняет, – сказала она и уютно устроилась у меня под боком. Не знаю, как и почему это случилось, но я не сопротивлялся. С женщинами мне никогда не приходилось притворяться.

Мы пили кофе. Кружка скрывала лицо Прии. Ее рука лежала в моей. Я чувствовал себя очень зрелым, как и положено мужчине, – новое для меня ощущение, связанное с лосьоном после бритья, налогами и стиркой белья.

Ужинали мы блюдами ливанской кухни и гадали, что же теперь, черт возьми, делать.

Восемнадцать

План был самоубийственно прост. Но что остается делать, если против тебя целая страна, а за тебя один-единственный высший чиновник?

Мы наметили операцию на субботнее утро, когда после пятницы все будут с похмелья от виски и импортного вина.

Мы ворвемся в штаб-квартиру Народной партии.

Я ворвусь в штаб-квартиру Народной партии.

Они сейчас опьянены властью, им круглосуточно лижут лунды. Из-за них по всей Индии от Каргила до Канниякумари бунтует народ, чей гнев они могут обратить на либеральных журналистов и руководителей НПО, окончивших Гарвард. Им будет не до меня: они сейчас подписывают договоры на телепередачи, на фильмы, а практикантки делают им минет. Я захвачу Обероя, заставлю его покаяться в прямом эфире, и все снова будет в порядке.

Я сказал, что план простой. Я не говорил, что хороший.

Время поджимало. Рано или поздно кто-нибудь обязательно обратит внимание на то, что в последние дни на конспиративной квартире Бхатнагар царит оживление, не свойственное обычной деятельности следователя, который занимается мошенничествами в сфере образования. И начнет задавать вопросы, чтобы опустить Бхатнагар на касту-другую, ее разоблачат, а мы до конца своих дней сядем в тюрьму: туда ведь если попал, то уже не выйдешь. Мы должны бить первыми.

По телевизору показывали студенческие волнения. Молодежь развеселило, что Руди оказался агентом Пакистана.

– Он доказал, что мы возлагаем ложные надежды на образование, – заявил юноша с волосами цвета радуги и отчетливым произношением ученика школы-пансиона.

Народная партия и ее последователи в шафрановых одеяниях устраивали встречные акции протеста. Студенты размахивали флагами Пакистана, кипели драки, звенели крики, летали пластмассовые стулья – словом, обычные гуляния в преддверии Дивали.

Днем вернулась Бхатнагар и описала мне расположение штаб-квартиры Народной партии. Она не придумала лучшего плана, чем Рамеш Кумар. Я считаю, в этом виновато ее ограниченное брахманское воображение – ну, или долгое правление династии Неру – Ганди. Из-за них все эти борцы за благо человечества лишились всякой отваги.

– Офисное здание, Лаченсовский Дели[199], толпы охранников, внутрь просто так не пройти – остановят, – сказала она. – Тебе придется действовать быстро, Рамеш.

– Вы хотели сказать, капитан Умар Чаудхури, пакистанский Джеймс Бонд, – пошутил я.

Куда и девалось мое былое смирение. Теперь моя жизнь полна дурацких рискованных затей. Опасностью больше, опасностью меньше – какая разница?

– Она права. У СМИ нет твоих фотографий, кроме той, расплывчатой, – сказал Руди. – Ворвешься в здание, схватишь Обероя и либо выведешь его оттуда, либо, если что-то пойдет не так, позвонишь Бхатнагар, и она сделает вид, будто приехала тебя арестовать.

Раньше я бы послал его к черту, но теперь-то я человек приличный. И поэтому просто ехидно кашлянул. Не пристало ему выдвигать предложения. Не его это дело – контролировать ситуацию и ощущать моральное превосходство из-за своего интеллекта. Это моя работа. Как же быстро растут теперешние дети!

Бхатнагар вкратце объяснила, как именно мне предстоит привести этот план в исполнение. Оригинально и очень дешево.

– А потом мы ворвемся на телестудию, откроем всему миру правду и поможем вам избежать тюрьмы, Рамеш.

– Только мне? – спросил я.

– Видите ли… – замялась она.

– Почему меня одного должны посадить в тюрьму? – не унимался я.

– Мистер Кумар, – ответила Бхатнагар, – вы брали деньги за мошенничество на экзаменах. Вы преступили закон.

– Так и он тоже! – я указал на Руди.

– Я лишь хочу сказать, – продолжала Бхатнагар, – что из всех нас вам угрожает наибольшая опасность. Победителя Всеиндийских в тюрьму не отправят, он обязательно выкрутится, а вот вас запросто могут посадить – хоть за похищение, хоть за вымогательство, хоть вообще за то, что вы последние шесть лет выдавали себя за других и занимались подтасовкой результатов экзаменов.

– Ну хватит уже! – сказала Прия. – Давайте лучше обсудим план. Рамеш, мы все позаботимся о том, чтобы ты не попал в тюрьму.

– Я не хочу в тюрьму! – воскликнул я.

– Мы с вами поедем в штаб-квартиру Народной партии, – заявила Бхатнагар. – Похитим мистера Обероя. Прия и Руди тем временем поедут на студию. Их лица теперь повсюду. Там они соберут вашу команду и подготовят специальный выпуск передачи. Мы привезем мистера Обероя и в прямом эфире сорвем с него маску.

– Но Рамеш рискует больше всех, – заметила Прия.

Бхатнагар промолчала.

– Так нечестно, – сказала Прия. – Он же не виноват в том, что случилось.

Еще как виноват.

Я обвел взглядом собравшихся в комнате – не предложит ли кто-то из них вариант получше. Но все молчали. Прия ошиблась. Я во всем виноват.

– Нет, Прия, – возразил я. – Они правы. Я должен довести дело до конца.