Любовники смерти - Джон Коннолли

– Вы в порядке? – спросил Сантос, когда мы остановились в воротах.

– Нет, – ответил я. Я увидел телевизионные камеры, и вспышки ослепили меня, оставляя красные следы перед глазами. Я увидел патрульные машины и людей в полицейской форме. И снова вернулся в другое время, когда мои колени были в синяках, брюки изодраны, и я схватился за голову с запечатленным на сетчатке образом.

– Хотите подождать минутку?

И снова лампы-вспышки, теперь ближе. Я слышал, как называют мое имя, но не реагировал.

– Нет, – повторил я и прошел вслед за Сантосом в дом.

Дело было не в крови. Крови на полу в кухне, крови на стенах. Я не мог войти в кухню. Я только смотрел на нее снаружи, пока не почувствовал спазмы в животе и на лице не выступил пот. Я прислонился к прохладной деревянной панели и закрыл глаза, пока не прошло головокружение.

– Вы видели это? – спросил Сантос.

– Да, – ответил я.

Этот символ был нарисован кровью Уоллеса. Его тело уже унесли, но место, где оно лежало, было обведено контуром, сохраняющим позу. Символ был нанесен над тем местом, где была его голова. Рядом по полу было разбросано содержимое какой-то пластиковой папки. Я увидел фотографии и понял, зачем Уоллес приходил сюда. Он хотел почувствовать атмосферу убийства, увидеть своими глазами.

– Вы знаете, что означает этот символ? – спросил Сантос.

– Никогда раньше его не видел.

– Я тоже, но догадываюсь, что кто-то так расписывается под своими работами. Мы обыскали остальной дом. Там чисто. Похоже, все произошло на кухне.

Я взглянул на него. Он был молод. Вероятно, он даже не понимал значения собственных слов. И все же я не мог простить ему бестактности.

– Здесь мы закончили, – сказал я.

Я отошел от него и снова попал под вал вспышек, лучей от осветительных приборов и криков с вопросами. На мгновение я оцепенел, поняв, что не могу покинуть это место: у меня не было своей машины. Меня привез Сантос. Я увидел, что кто-то стоит под деревом, и фигура показалась мне знакомой: большой высокий мужчина по-военному с коротко подстриженными седыми волосами. В замешательстве я не сразу узнал его.

Тиррелл.

Здесь был Тиррелл – человек, который даже после моего ухода из полиции давал мне ясно понять, что, по его мнению, мое место за решеткой. Теперь он шагал ко мне рядом с местом, где убили Микки Уоллеса. Уоллес намекал, что кое-кто изъявил желание поговорить с ним, и тогда я понял, что один из них – Тиррелл. Некоторые репортеры увидели, как он приближается ко мне, и один из них, парень по фамилии Мак-Гэрри, который столько времени проработал в полицейской хронике, что его кожа приобрела синеватый оттенок, назвал фамилию Тиррелл. По тому, как старик приближался ко мне, было ясно, что сейчас произойдет стычка, и произойдет она под камерами и красными огоньками записывающих устройств. Так, как этого хотел Тиррелл.

– Сукин сын! – закричал он. – Это все ты!

Вспышки участились, и яркий, ровный свет телевизионной камеры направился на Тиррелла. Было видно, что он выпил, но не пьян. Я приготовился к отпору, но тут чья-то рука схватила меня за локоть, и голос Джимми Галлахера проговорил:

– Пойдем. Надо сматываться отсюда.

Как ни был измучен, он приехал сюда за мной, и я был ему благодарен за это. Я заметил разочарование на лице Тиррелла при виде, как его добыча ускользает, лишая его долгожданного момента перед камерами и репортерами, но тут все обернулись к нему за комментариями, и он начал изливать свою желчь.

Сантос увидел, как Паркер уезжает, а Тиррелл начинает общение с репортерами. Детектив не знал, почему Тиррелл обвиняет в случившемся Паркера, но знал о давнишней вражде между этими двумя. Позже у него еще будет возможность поговорить с Тирреллом, а пока он отвернулся и стал наблюдать, как проскользнувший мимо оцепления человек в хорошо скроенном темном костюме пристально смотрит на удаляющиеся огни машины Джимми Галлахера. Сантос двинулся к нему.

– Сэр, вы должны отойти за линию.

Человек раскрыл бумажник, показывая значок и полицейское удостоверение штата Мэн, но не взглянул на Сантоса, который ощутил, как у него волосы встали дыбом.

– Детектив Хансен, – проговорил он. – Могу вам чем-нибудь помочь?

Только когда машина свернула на Марин-авеню и исчезла с глаз, Хансен повернулся к Сантосу. У него были очень темные глаза, так же как волосы и костюм.

– Не думаю, – ответил он и отошел.

В ту ночь я спал у Джимми Галлахера на чистой постели в совсем по-другому пустой комнате. Во сне я видел дом на Хобарт-стрит и в нем темную фигуру, склонившуюся над Микки Уоллесом, что-то шепчущую ему, кромсая его. А позади них, как в фильме, показывающем другой фильм, демонстрирующий то же место под таким же углом, но в другой момент времени, я увидел, как другой человек склонился над моей женой, и что-то тихо говорит, кромсая ее, и тело моего мертвого ребенка на полу рядом, ожидающее своей очереди. А потом они исчезли, и в темноте остался только Уоллес, и кровь булькала в ране у него на горле, и его тело дрожало. Он умирал в одиночестве, в страхе, в странном месте…

Но вот в дверях кухни появилась женщина. На ней было летнее платье, а рядом стояла маленькая девочка, держась правой рукой за тонкую материю платья. Они подошли к месту, где лежал Уоллес, и женщина опустилась рядом с ним на колени и погладила по лицу, а девочка взяла его за руку, и вместе они стали успокаивать его, пока его глаза не закрылись и он не покинул этот мир навсегда.

Тело девушки завернули в кусок пластика, положили туда для тяжести камень и бросили в пруд. Труп обнаружили, когда корова забрела в воду и одной ногой запуталась в веревке, обвязывавшей пластик. Когда породистую корову, стоящую немалых денег, вытаскивали из пруда, вместе с ней вытащили и тело.

Почти сразу же, как нашли труп, местные жители маленького городка Гуз-Крик в Айдахо опознали его. Девушку звали Мелоди Мак-Реди, она пропала два года назад. Ее парня Уэйда Пирса допрашивали в связи с ее исчезновением, и, хотя полиция после этого исключила его из списка подозреваемых, через месяц после исчезновения Мелоди он покончил с собой – во всяком случае, такова была официальная версия. Он выстрелил себе в голову, хотя у него вроде бы до того не было пистолета. Опять же, говорили люди, непонятна природа его скорби – или вины, потому что некоторые чувствовали, несмотря на слова копов, что Уэйд Пирс нес ответственность за то, что случилось с Мелоди Мак-Реди, хотя такие подозрения основывались скорее на общей неприязни к семейству Пирсов, чем на свидетельствах каких-то проступков со стороны Уэйда. Но даже те, кто верил в невиновность Уэйда, не слишком горевали, когда он застрелился, потому что он был злобным придурком, как и все представители мужской части этого семейства. Мелоди Мак-Реди сошлась с ним, потому что ее собственную семью третировали почти так же, как и его. Все знали, что дело добром не кончится. Просто никто не предполагал, что дойдет до кровопролития, и в конечном итоге тело вытащат из стоячей воды обмотанное веревкой на ноге у коровы.