Отличительный признак - Стас Тихонов

До утра Ким ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, а утром, сдавшись, набрал Гришу.

– Это оно, Ким! – возбуждённо прокричал Гриша. – То самое! Главный остановиться не может, четвёртый сойбургер уминает; отчёт Штайнеру уже от правили!

Ким поблагодарил и отключился. Он и до этого был почти уверен, но… Значит, теперь Совет точно будет созван. От него больше ничего не зависит, так что он с чистой совестью отправляется обратно спать. Вот только глянет, что там в новостях, и…

У Тори был вид мученика, страдающего за правое дело. Судя по поту, стекавшему по его вискам, бедняге действительно было худо. Ким почти пожалел его, пока Лексус не начал развивать новую гипотезу: синтеты проводят в секторе опыты по использованию людей как питательной массы для выращивания сои. Даже условная схема, показанная в ролике, выглядела омерзительно.

Ким торопливо оделся, одним глотком прикончил чашку мелимилка и побежал к Ерику.

– Я возьму мастер-ключ, ладно? Сонный Ерик моментально активировался:

– Я с тобой.

– Нет, Ерик, туда и одному не попасть, – постарался убедить его Ким, но дикарь уже прыгал по ячейке, пытаясь нацепить одновременно штаны и рюкзак.

– Не обсуждается, – отрезал он, на ходу отхватив шмат от вчерашнего надкусанного Кимом сойдога, от чего речь его членораздельнее не сделалась: – Куда идём?

Ким рассудил, что собрать Совет, даже экстренно, за пять минут невозможно. Сжатый людьми в вагоне почти до потери дыхания, он кое-как высвободил несколько пальцев и искал на карте «первого» малый Форум. Ага, вот он, недалеко от большого. Во владениях анализаторов.

За двадцать минут Ким придумал с десяток сценариев, как на этот раз попасть в ведомство, один другого глупее. В конце концов он набрался наглости, истово заклял Ерика не открывать рта, спокойным шагом прошёл холл насквозь и открыл дверь мастер-ключом, как будто имел на это полное право.

Навстречу попадались спешащие на работу анализаторы, и Ким вежливо улыбался краешками губ. Сердце у него трепыхалось где-то в пятках.

– Камеры, – шёпотом напомнил Ерик.

– Мы по делу, – произнёс Ким уголком рта. – Идём чинить, э-э… мультибота.

Как он и надеялся, малый Форум был ещё пуст. Оказавшись внутри, Ким оглядел помещение: оно было немногим больше любого зала для занятий в Коллекторе. Ряды жёстких кресел выстроились перед небольшой кафедрой, на которой стояли три стула. Спрятаться здесь было решительно негде.

Ерик обследовал кафедру. Камеры были нацелены на кресла и на входы; Ким молился, чтобы никто не заинтересовался записью из пустого зала.

– Вариантов немного, – заметил Ерик, задирая го лову, – но есть.

Ким тоже посмотрел наверх и увидел, что имеет в виду дикарь: прямо над входом нависло что-то вроде балкона или карниза, на краю которого выстроились прожекторы, камеры и какие-то особые эмиттеры.

– Для концертов, наверное, – вслух подумал Ким. – Но я не знаю, как туда…

– А я тебе расскажу, – перебил Ерик, доставая из рюкзака уже знакомые Киму тросы с вакуум-присосками.

Едва они успели кое-как умоститься лёжа вплотную друг к другу, как внезапно двери открылись. Форум начал заполняться людьми. Цепенея, Ким осознал, что это – самые важные люди Города и что его голову как пить дать видно за прожектором.

На кафедру поднялась Триада, и гул голосов стих.

Заговорил Эдо. Ким отметил, что вряд ли кто-то сможет потягаться со старшим анализатором по части умения гладко и аккуратно формулировать ответы на не очень удобные вопросы вроде «почему только сейчас» и «чем думали…».

Ким видел, как пятеро сидящих впереди наклоняются друг к другу, обмениваясь мнениями. Один из них, мощный мужчина с широкой шеей, громко задал вопрос:

– Правильно ли я понимаю, что об эпидемии больше речи нет?

Эдо посмотрел на Штайнера, и биотехник погладил бородку:

– У нас больше нет причин считать это эпидемией, – уклончиво ответил он. – Хотя остаётся вероятность того, что механизм передачи от больного к здоровому может дополнять первичный механизм активации агента.

– Какой? – спросила единственная женщина-консул, старший коммуникатор Карпович. – Как этим заражаются?

– Через кровь. В данном конкретном случае, похоже, через инъекции. Возможно, и с пищей, это мы сейчас проверяем.

– То есть в секторе ведётся диверсия? – уточнил первый консул.

– Боюсь, что так, господин Руденко, – ответил Штайнер.

– И мы должны решить, оставить ли население сектора на милость диверсантов? – гнул своё Руденко.

– Или позволить диверсантам разбежаться по всему Городу, – резко ответил вместо Штайнера Поляков.

– Мы должны учитывать и то, как отреагируют на это жители остальных секторов. Ведь мы можем выпустить наружу потенциальных носителей болезни, – заметил Штайнер.

– А как они отреагируют на новые смерти в секторе? – парировала Карпович. – Да нас живьём съедят!

Штайнер, как минимум в иммунологии ведь уже каждый стажёр знает, что это не эпидемия?

– Но оставить сектор закрытым ещё не значит бездействовать, – предположил высокий человек с гривой белых волос– Господин Поляков, вероятно, готов провести силовую операцию…

– Против кого? – поинтересовалась Карпович. Руденко запросил уточнений от иммунологов.

Светловолосый отошёл, чтобы посовещаться с кем-то. Ерик тихонько всхрапнул и зашевелился, потирая глаза.

Минуты шли, и Ким чувствовал, что близится его звёздный час. У него чудовищно стучало в ушах, ладони взмокли, а язык примёрз к нёбу. Он никак не ожидал, что на Совете будет столько народу. Сто процентов, сейчас на него накатит, как на Дне Единения, и…

Казалось, прошла вечность, прежде чем пятеро консулов были готовы огласить свое решение. Карпович, Руденко и щупловатый биоресурсник Цхэ высказались за снятие карантина, светловолосый Страуструп и ещё один консул, всю дорогу молчавший, – против.

– Что ж, решение за Триадой, – резюмировала Карпович. Все остальные умолкли и теперь выжида тельно смотрели на кафедру.

Ким не смог этого сделать. Это было выше его сил – вот так вот подняться во весь рост и заговорить перед залом, полным людей. Вместо этого он до ужаса непослушным языком сказал Ерику: «Сиди здесь», – и под клекочущее «Куда?!» дикаря спустил онемевшие ноги с карниза, повис на руках и спрыгнул.

На страшном лице Полякова, заметившего его первым, появилось такое выражение, что Ким старался больше на него не смотреть. На Эдо он тоже боялся глянуть: консул всегда хорошо к нему относился, а он что? Срывает заседание правительства – вот что.

Он сосредоточился на Штайнере. Ким чувствовал, что тот пока не уверен, Штайнера ещё можно было убедить, и Ким приказал себе не видеть никого, кроме него.