Крыса-любовь - Мойя Сойер-Джонс

— На секс уже не такой спрос, как я думала, — сказала ей Шейла. — Особенно на повседневный секс. Вот интимная жизнь всяких знаменитостей пока еще сойдет. Если придумаешь что-то свеженькое на эту тему, можно попробовать. Разок-другой.

— Ну ладно. Пусть будет сексуальная биография звезд, — не растерялась Софи. — Как насчет…

Шейла вскинула руку и отмахнулась от всех ее планов:

— Не спеши. Побудь пока в свободном плавании.

Мне стало жалко Софи. Свободное плавание? Знакомые слова. И — будем уж честными до конца — даже если я научусь очень-очень хорошо писать, мне вполне могут сказать это снова. Такова жизнь журналиста.

— Знаешь, — повернулась я к Томасу, — меня давно тянуло взять да и написать книгу.

— Книгу? Роман, да? Ух ты! — Софи заверещала так, будто я первая из всего человечества додумалась написать книгу. — Вот это мысль!

— Одна беда — не умею придумывать сюжеты, — призналась я. — Ни разу не пришло в голову ничего такого, что самой хотелось бы почитать.

— Да-а, проблемка. — Софи махнула бармену, чтобы принес еще выпить. — Слушай, а если что-нибудь документальное?

— Для начала нужно поставить реальную задачу. Выполнимую. — Прилежный Томас уже строчил в блокноте — делал пометки. — Что-то, в чем ты разбираешься. Ну, не знаю… размышления о недавно пережитом. Вроде той статьи для «Умом и сердцем».

Я заподозрила, что он точно знает, куда клонит.

— Может, это будет полезно? — спросил он. — Как персональное упражнение. Пусть оно тебя вдохновит и поможет… э-э… справиться с незаконченными делами. — В смысле?

— Да ну тебя, Джули! — Софи поставила передо мной второй бокал вина. — Ты прекрасно знаешь, что он хочет сказать. Вы ужасные люди, оба!

Она закатила глаза и выдала Томасу вторую порцию пива.

— Это помогает лучше понять себя. Мистер Улог всегда говорил: «Перо — инструмент самопознания», — объяснил Томас. — Вообще— то… я предложил Арту сделать то же самое.

Арту? Ага! Они видятся!

Томас сел очень прямо, будто хотел сделаться выше.

— Я на днях столкнулся с ним в «Львиной голове»…

Хватит, Томас! Слишком много информации. Я не хочу все это знать!

— И как он?

— Ну, так… Вообще, не очень.

Хоть что-то хорошее.

— Я предложил ему что-нибудь написать… в лечебных целях, — спешно добавил Томас. — Психотерапевтический эксперимент, только и всего.

— И что он? Согласился?

— Еще как! Я виделся с ним вчера. Арт сказал, что это очень помогает. Он всего неделя как взялся, а уже написал десять страниц.

Десять?

— Что ж… Ладно. Я тоже начну… сегодня. — Меня саму удивил энтузиазм в моем голосе. — Пусть это и будет моей задачей.

Томас сделал пометку с завитушкой. — Чудно! Как договоримся — десять страниц к той неделе?

Десять? Еще чего!

— Лучше двадцать, Томас! Двадцать, и ни страницей меньше!

— Не уверена, что это хорошая мысль, Джули, — предостерегла меня Марджи. В ее взгляде — для мамы и Триш — был целый словесный поток.

С того самого дня, когда мама испытала на себе волшебную силу любовного жезла, она пришла в себя и вернулась на работу. И я тоже вернулась: каждую пятницу снова сидела у стены с фотографиями в компании «девочек».

— Ошень вкушная штука, Дшули. Такая необышная, — прошепелявила мама. Рот у нее был набит тушеными овощами.

Мы собрались вечером, через несколько недель после того, как я взялась за свою новую задачу.

Мама взяла из вазочки галету и протянула мне.

— Твоему отцу понравилось бы.

— Да уж, гуакамоли отдыхает, — подтвердила Триш. — Господи, как же оно мне обрыдло! — Она подняла бокал: — Девочки! Долой гребаное авокадо! Выпьем за Джули, которая избавила нас от двадцатилетнего ига!

«Девочки» были вполне довольны жизнью. Одна за всех и все за одну. Они развалились на стульях, разулись, закинули ноги на стол, взяли по мисочке тушеных овощей и по бокалу «Пино-Нуар». Тут-то я и рассказала им про свою писанину и про то, что Томас решил объединить наши с Артом истории в одну книгу.

— Мне это не по нутру. Лишние слезы на ночь, — упрямилась Марджи.

— Зря дергаешься, — возразила мама. — По-моему, Джу готова признать, что может быть и другая версия событий. Так ведь, Джу?

Так ли?

— Ты только заставь его подписать договор, прежде чем возьмешься за дело, — посоветовала Триш.

— Думаю, Томас об этом позаботится, — сказала я.

— Лучше подстраховаться. Этот прохвост — как его там, Арт? Гордон? ну да неважно… Главное, чтоб он не присвоил все еще до того, как тебя напечатают.

— Если меня напечатают.

— Напечатают, — кивнула мама. С очень уверенным видом, чем поразила даже «девочек».

Я еще ни разу не видела, чтоб у нее были так широко раскрыты глаза. И смотрела она прямо мне в лицо.

— Приятно, что ты в меня веришь, мам, — ответила я. — Но пока ведь еще ничего не решено. Это просто идея.

— Напечатают, — повторила она и взяла меня за руку. — Смотри сюда.

Мама вытянула свободную руку и откинула красный газовый шарфик. Мурашки.

Когда мы нашли Шейлу, уже почти стемнело. Кроме нас в редакции никого не осталось.

— Черт! Какой там номер у неотложки? — спросила Софи и потянулась к телефону. — Три нуля, что ли?

Я уложила Шейлу на пол и откинула ей голову.

— Джули! — Софи совсем растерялась. — Да, да! Три нуля! Проси «скорую».

Я приложила обе ладони к груди Шейлы и с силой нажала. На ней была старая черная шелковая блузка с отложным воротником, которую стоило выкинуть лет десять назад. Блузка держалась на булавке и двух пуговицах; когда я нажала второй раз, верхняя пуговица отскочила. Под блузкой оказался неожиданно дорогой (и еще более неожиданно — эротичный) черный лифчик.

Я отдала бы что угодно, только бы не брать на себя ответственность.

— Софи, ты курсы первой помощи закончила? Хоть представление имеешь, как это делается?

— Нас в школе учили, но я не слушала. У меня все пролетало мимо ушей. — Софи остановила меня взмахом руки и заорала в трубку.

Я накрыла рот Шейлы своим и дважды выдохнула. Воздух ушел в никуда. Я пощупала Шейле пульс.

— У нее грудь поднимается, Софи? Тебе не видно? Должна подниматься, когда я дую.

Софи заткнула одно ухо и помотала головой.

— Да, все правильно. Четвертый этаж.