Тень королевы, или Слеза богини - Карина Тихонова

— Давненько мы ее не ели.

Я так и села. Вот уже пять долгих лет папочка живет, не замечая того, что ест. А тут — нате вам! Жареная картошка!

— Накормишь меня? — спросила я тихо.

— Конечно!

Папочка немного поколебался и счел нужным объясниться.

— Ты вчера так плакала… Я хотел сделать тебе приятное.

— У тебя получилось, — ответила я, изо всех сил сдерживая слезы.

— Я накрываю?

— Накрывай.

Папочка скрылся в кухне, а я еще минуту посидела на старой потертой банкетке. В голове не было никаких мыслей, ни хороших ни плохих, и только сейчас я поняла, какое это облегчение.

— Ира! — позвал меня папочка.

— Иду! — ответила я.

Пристроила босоножки под телефонную тумбу, быстро вымыла руки и вошла на кухню.

Боже мой!

Стол был заставлен тарелками и тарелочками. Папочка вытащил на стол все, что было в холодильнике. На одной тарелке мирно уживались сыр и колбаса, нарезанные толстыми ломтями. На другой истекали аппетитным рассолом маринованные огурчики. На третьей исходила жирной слезой соленая семга…

— Боже мой! — сказала я вслух. — Это просто праздник какой-то!

Папочка гордо приосанился.

— Нравится?

— Не то слово! Папочка, как здорово! Я такая голодная!

— Тогда садись.

Я уселась на свое обычное место и нетерпеливо потерла руки.

— Ну?

— Сейчас, сейчас…

И отец выложил на мою тарелку горку аппетитной румяной картошки с хрустящей корочкой.

Я застонала.

— Папа! Ты волшебник! Так даже я не поджарю!

— Ешь, ешь, — хлопотал папочка, приняв смущенный и гордый вид тайного альтруиста. — Не разговаривай.

Я яростно вколола вилку в самую гущу аппетитной горки. Поднесла ее ко рту, немного обдула со всех сторон и надкусила.

— О-о-о!

— Вкусно?

— Ужасно! — подтвердила я с набитым ртом.

— Огурчик бери, — суетился папочка. — И рыбку тоже.

Я только кивала головой и запихивала за щеку предложенные вкусности. Клянусь вам, что если бы картошка была обугленной или хрустела на зубах от сырости, я поглощала бы ее с неменьшим удовольствием. Потому что уже пять лет обо мне никто не заботился. Я забыла, как это приятно.

— Хлебушек…

Папочка протянул мне плетеную хлебницу. Я выудила из нее толстый ломоть черного хлеба, покачала головой, вздохнула от избытка счастья и сказала:

— Я сейчас умру…

— Тебе плохо? — встревожился папочка.

— Мне хорошо.

Это была чистая правда. Так хорошо, что я забыла и про убитого соседа, и про странное арабское словосочетание, которое легко вылетало из головы, и про опасность, которая угрожала мне, неудачливому свидетелю преступления… я забыла обо всем. Тигр по имени «надежда» рвался из клетки на волю, и я распахнула дверцу, словно зверь был всего-навсего ручной, привычной кошкой.

Неужели папочка возвращается?

Господи, как же мы заживем!

Я отложила вилку и принялась самозабвенно мечтать о том, как все замечательно сложится потом, после окончательного выздоровления. Как мы будем вместе ходить в театр, гулять по вечерам, смотреть телевизор, как папочка будет выслушивать мое хныканье и гладить меня по голове…

Неужели наконец начнется такая нормальная сказочная жизнь?

Раздался звонок в дверь, и я от неожиданности выронила кусок огурца.

— Кто-то обещал прийти? — спросила я отца.

— Нет, — ответил он растерянно.

— Никто не звонил?

— Никто.

— Странно…

Я встала со стула и вышла в коридор. На цыпочках подошла к двери, встала сбоку от нее и, надежно прикрытая бетонной стеной, громко спросила:

— Кто?

— Я, — нерешительно ответил знакомый мужской голос, и я оттаяла. Распахнула дверь, отодвинулась в сторону, давая дорогу.

— Прости, что я без предупреждения, — покаялся Слава. — Возвращался к себе, проходил мимо твоего дома… Вот, решил завернуть.

— Отлично сделал! — поддержала я. — Мы как раз ужинаем.

— Ой!

Гость смутился.

— Может, я попозже? — начал он, но я, не слушая, втянула его в прихожую, закрыла дверь и велела:

— Раздевайся! То есть разувайся, — поправилась я торопливо.

Слава стащил с себя кроссовки и застыл в ожидании дальнейших распоряжений.

— Руки вымой.

И опять-таки он прошествовал в ванную без всяких возражений. Забавно все же командовать человеком, который старше тебя на пятнадцать лет.

Я прислонилась к косяку ванной и похвасталась:

— Папа ужин приготовил!

— Да? — спросил Слава без особого удивления.

Где уж ему понять мои чувства!

— Готов?

— Готов! — подтвердил гость.

— Пошли.

Мы вошли на кухню, я горделиво обвела взглядом обильный стол и сказала:

— Присоединяйся!

— С удовольствием, — ответил Слава. Наклонил голову и почтительно поздоровался.

— Здравствуйте, Дмитрий Семенович!

— Мы знакомы? — удивился папочка.

Настала неловкая пауза. Слава бросил на меня недоумевающий взгляд.

— Ира! Представь мне молодого человека! — призвал папочка.

Я рухнула на табуретку. Взглянула в глаза папочки и не увидела в них ничего, кроме обычного ледяного равнодушия к происходящему. Он не помнит Славу! Боже мой! Они познакомились несколько дней назад, а он уже ничего не помнит!

Слава молчал, и я поняла, что ситуацию придется брать в свои руки. Сделала над собой усилие, проглотила комок, застрявший в горле, и произнесла:

— Это Слава.

— Очень приятно, — вежливо откликнулся папочка.

Гость слегка поперхнулся, но быстро взял себя в руки и ответил так же вежливо:

— Мне тоже.

Я промолчала.

— Ну что ж, — бодро подытожил папочка, — хозяйничайте, молодые люди! Ирочка, корми гостя!

— Хорошо, — проговорила я, с трудом шевеля неповинующимися губами.

— Картошечка, огурчики, рыбка… В общем, ешьте на здоровье.

Папа встал из-за стола и с вежливым полупоклоном удалился в зал. Мы остались вдвоем.

Слава молчал, да и мне было нечего сказать.